– Что такое?
– Вернись с небес на землю.
– В смысле?
– Это тебя.
– Меня? – Я удивленно смотрю на него, а друг виновато кивает.
Прежде чем ответить, выхожу из-за стола. Иду вдоль стойки, пыльных окон и тихо постукиваю зубами, будто бы от холода. Морозит меня от предвкушения разговора, которого не получится избежать.
Я откашливаюсь и прикладываю телефон к уху.
– Да?
– Реган, – выдыхает мама, и сердце у меня туго сжимается.
Я ощущаю вину, свалившуюся на мои плечи тяжеленным грузом, и замираю, прилипнув к полу. Внутри всё переворачивается. Мне так паршиво, что в глазах рябит и темнеет. Я зажмуриваюсь и прислоняюсь спиной к стене, словно она сможет меня удержать. Нет, не сможет.
Едва мама начинает говорить, я скатываюсь по ней вниз и оседаю на полу, положив голову на дрожащие колени.
– Ты где, Реган? Куда ты пропала, Реган?
– Мам, всё в порядке.
– Ты должна вернуться.
– Считаешь?
– Конечно! Реган, послушай, я всё понимаю, но здесь твой дом.
– Это вряд ли.
– Я ведь жду тебя, ты – единственное, что у меня есть, Реган. Ты слушаешь? Кроме тебя у меня только скрипящий по швам брак и разваливающийся коттедж. Возвращайся, милая, прошу тебя, я поговорю с отцом. Я скажу ему, чтобы…
– Прекрати!
– Нет, я скажу, я обещаю!
– Ему наплевать. Я не хочу возвращаться. И ты уходи. Слышишь?
– Я не брошу его. Он ведь твой отец, Реган. Ему очень плохо сейчас.
– Неужели так по мне скучает? – Я усмехаюсь и тут же виню себя за грубость. Но что мне еще остается? Я знаю, что не должна так говорить. Но как я могу вести себя иначе, если в моей голове нет ничего, кроме опасного яда, выпускающегося при любом упоминании об отце? Это защитная реакция, механизм. Этого не изменить.
– Он в больнице, Реган.
– В больнице? – переспрашиваю я, выпрямившись.
– Да. Что-то с сердцем, давление. Я не знаю, какая-то чушь, о которой врачи ни черта не говорят. Они все пялятся на меня, спрашивают о чем-то, а я молчу.
– Почему молчишь?
– Потому что я ничего о нем не знаю, Реган! Знаю только, что он пьет, как будто бы завтра подохнуть собирается! Что он любит трахаться на заднем сиденье машины и пиво, простоявшее в холодильнике пару ночей!
Я крепко зажмуриваюсь. Ее слова полоснули по мне, будто бритва. Раскрываю рот, дышу часто и ощущаю, как от отвратительной дрожи сотрясается мое тело. Мне вдруг хочется выкинуть телефон, разбить его, швырнуть подальше.
– Прости, – хрипит мать, – я не должна была этого говорить, не должна была…
– Ты выпила?
– Я не…
– Ты выпила! – Я киваю и с силой ударяюсь головой о стену. В глазах вспыхивают точки, а сердце сжимают невидимые когти. Как бы мне не хотелось сейчас слышать всё это, но я слышу. Я здесь и сейчас, и это паршиво и больно.