Он чуть не задохнулся от неожиданности и обиды. Сеня-Сенечка сидел на корточках. Казалось, он что-то ищет на песке. Нашел время!
— Ты что?
— Следы, — Сеня-Сенечка не повернул головы.
Теперь и Нечаев их увидел, эти следы. Глубокие, отчетливые. Подумалось; «Все — хана!» Он нагнулся, чтобы разглядеть их поближе, и у него отлегло от сердца: это были их собственные следы.
— Знаю, — кивнул Сеня-Сенечка, продолжая разравнивать песок.
— Их волна смоет.
— Нельзя. Могут обнаружить.
— Тогда быстрее. Я помогу.
Сеня-Сенечка не ответил. Он привык все делать обстоятельно. Вот теперь, кажется, действительно все… Комар носа не подточит. Догнав Нечаева, он тоже нырнул в темноту.
Подъем был крут, почти отвесен. Они поднимались медленно, цепляясь за кустарники и корневища. Старались не шуметь. Потом, выбравшись из расселины, они поползли к винограднику. Здесь твердая земля была в трещинах. На ней вкривь и вкось стояли деревянные столбики, поддерживавшие ржавую проволоку. Раскачиваясь на ветру, проволока слабо гудела.
Нечаев приподнял голову.
Море, шумевшее внизу, под обрывом, звало его обратно: вернись! Даже здесь, в сотнях миль от дома, оно оставалось все тем же ласковым и добрым Черным морем, которое он знал и любил с детства. Темное, зыбкое, оно даже в штормовую погоду было его союзником и другом, тогда как гулкая каменистая земля, на которой он сейчас лежал, была ему чужой, враждебной. Чужая земля… Даже запах у нее был какой-то другой, незнакомый… Самое скудное степное побережье где-нибудь под Одессой или Херсоном трогательно пахло чабрецом и полынью, он хорошо помнил это. Те нежные, щемяще-грустные вздохи земли были ему родными. А здесь, среди скал и виноградников, среди все еще по-летнему пышных деревьев, земля пахла пряно и душно. Недаром его отец говорил, что чужой мед всегда горек.
— Ничего не видишь?
— Нет, а что? — Нечаев еще пристальнее вгляделся в темноту.
— Он где-то здесь.
И впрямь шалаш, который они сегодня утром — как давно это было! — разглядывали в перископ, должен быть где-то близко. Они помнили, что шалаш стоял под деревом. Впрочем, они знали и другие приметы. В десяти шагах от этого шалаша стоял сарай с разметанной соломенной крышей и широким навесом для дров, которые заготовляют впрок. Под навесом они должны были найти колоду, в которую воткнут топор. Если топор на месте — все в порядке. Это значило, что сторож готов принять гостей.
Скала, служившая им ориентиром, уже не была видна. Очевидно, они отклонились вправо: расселина, по которой они поднялись, была кривой.
— Соображаешь? — спросил Нечаев. — Нам надо вон туда… — он кивнул в темноту.