— У меня к вам много вопросов, молодой человек. Надеюсь меня введут в курс всего здесь случившегося за последние несколько лет.
«А старый хрыч время даром не теряет, сразу с места в карьер» — даже с какой-то симпатией подумал Людцов.
— Да, разумеется, введут. Ещё как введут, — спокойно пообещал Владислав. — Собственно, я тебя и введу, — он специально с нажимом сказал «тебя», тем самым давая понять, что не собирается потакать выспренным нафталиновым замашкам своего собеседника. Это уж извините, хренушки. — А начну я, пожалуй, с самого интересного.
— Значит сразу бычка за рога, — Кирилл Антонович так и выразился «бычка» и скривил свою физиономию в подобие добрейшей улыбки. Жалкая такая улыбочка, но если присмотреться как следует: ни хрена не жалкая, скорее гнусненькая.
Людцов ощутил: профессор уловил что-то неладное, чуйка у него о-го-го, будь здоров. Теперь он пытается приспособиться к ситуации и разрядить обстановочку. Старого лиса не проведёшь, он явно держал нос картошкой по ветру. В данный момент он желал усыпить внимание кибернетика и разведать исходные диспозиции. «Тем лучше.» — подумал Людцов и с наслаждением представил как выльет на профессора помойное ведро неприкрытой правды, обрушить всю его вавилонскую конструкцию субординации и гуманности, опрокинет её к чёртовой бабушке. Будь спок, зрелище будет ещё то.
Если честно, он не имел ничего против профессора лично, но вся эта братия, которая утвердилась не верхней ступеньке иерархической лестницы науки и корчащая из себя патриархов разума, его откровенно раздражала. Дело не в профессоре, а в том принципе, который он олицетворял. Шариев был символом академической пошлости. Кибернетика так и подмывало эпатировать этого самолюбца, ударить лицом в самую гущу мерзости. Людцов желал вкусить от прелести его падения. Хотел, смотря в глаза этой старой профессорской кукле, признаться во всех тяжких, во всём том, что, ничтоже сумняшеся, здесь натворил. И поглазеть как просядет ветхий лжеклассический мирок. А в остальном Кирилл Антонович был ему даже чем-то симпатичен — славненький такой, не от мира сего старикашка.
— Ты помнишь, — без обиняков начал Людцов, — у нас когда-то состоялся спор о возможности или невозможности установления контакта с представителями иной формы разума? Ты тогда красиво утверждал, что это невозможно в принципе.
— Припоминаю, кажется. А в чём собственно речь?
— Так вот: я установил, — тихо произнес Людцов, глядя на то какой эффект произведут его, еле слышно сказанные, начинённые взрывчаткой слова: разнесут они мозги профессора или не разнесут.