Фармацевтическая промышленность по-прежнему остается лучшей платформой для проведения крупномасштабных исследований и всестороннего обеспечения вывода на рынок новых лекарств. Коммерческие организации также несут бремя существенных затрат, необходимых для того, чтобы внедрить новые терапевтические методы после длительных клинических испытаний и регистрационных процедур. Однако я убеждена, что многие компании ответственны за то, что все поиски сосредоточены в одном и том же месте, а ход мыслей одинаков для всех. И если они обладают возможностью снять миллиардную прибыль за выпуск лекарства, увеличивающего выживание лишь на несколько месяцев, то никакого стимула к совершенствованию у них не будет. Это все равно что пообещать купить ребенку машину, даже если он получит на экзаменах тройку: зачем ему вообще трудиться ради пятерки?
За последние пару десятилетий, особенно в более богатых странах, мы добились значительного прогресса в увеличении выживаемости больных раком. Но, хотя 50 % онкологических больных в Великобритании могут рассчитывать на то, что после постановки диагноза они проживут еще как минимум десять лет, остаются другие 50 %, которым не удастся сделать это. В зависимости от угла зрения стакан либо наполовину полон, либо наполовину пуст. Да, произошло несколько настоящих прорывов: среди них достойны упоминания скрининг, позволяющий выявлять рак шейки матки; применение «Гливека» при остром миелоидном лейкозе и цисплатина при раке яичек; значительный прогресс в лечении рака у детей; иммунотерапия для той небольшой части пациентов, у которых она работает. Однако по-настоящему ощутимые сдвиги в лечении поздних стадий метастатического рака все еще идут очень и очень медленно. Жизнь коротка и драгоценна, и слишком многие не могут себе позволить ждать так долго. При этом, поскольку на определенной стадии рака развитие резистентности неизбежно, лично я не думаю, что возложение всех наших надежд на постоянно умножающийся арсенал «волшебных пилюль» поможет нам найти способ лечения, в котором мы так отчаянно нуждаемся.
Как известно, наличие определенных мутаций в конкретной опухоли предопределяет, длиннее или короче окажется жизнь после постановки диагноза. Если имеется какой-то явный фактор, подталкивающий раковые клетки к воспроизводству, мы можем более или менее оценить свои шансы. Однако на сегодняшний день мы не располагаем качественными данными, позволяющими утверждать, что назначение такого-то лекарства, нацеленного сугубо на эту мишень, действительно изменит шансы на выживание, идет ли речь о месяцах или годах. Мы не научимся превращать «плохой» рак в «хороший» рак, если будем продолжать в том же духе, что и всегда, – обнаруживать все новые раковые драйверы и придумывать лекарства, которые их блокируют. На этом пути мы будем получать те же результаты, что и прежде, только нишевых и дорогостоящих терапевтических методов будет все больше и больше. Показатели выживаемости при этом будут потихоньку карабкаться вверх, но обеспечить радикальную трансформацию этим не удастся.