Заглянув на Вайзенштрассе в горячо рекомендованную новыми знакомыми пивную «Булленвинкель» и запив парой кружек Берлинер Киндль излюбленное блюдо местной публики, Хакепетер, — мелкорубленый сырой говяжий фарш, заправленный солью, перцем и яичным желтком, толстым слоем намазанный на поджаристый ломоть черного хлеба, — Войцех возвращался домой в благодушно-расслабленном настроении. Под плащом, чтобы не помять документов в саквояже, он прижимал локтем одолженную Фрёбелем книгу — «Речи к немецкой нации» Фихте — запрещенную французскими властями и оттого особенно привлекавшую его интерес.
От кофе, предложенного фрау Гретой, Войцех отказался и поднялся к себе наверх, где, скинув только сюртук и сапоги, завалился на кровать с философским сочинением. Увы, читать лежа после крепкого пива не получилось. Его клонило в сон, и грезы, которыми зачастую сопровождается легкая дремота, оказались такого нескромного свойства, что Войцех резко поднялся с кровати, полный решимости встретиться с их предметом лицом к лицу, но во всеоружии строгих правил нравственности и в доспехах хороших манер.
В довольно-таки обширной гостиной, служившей одновременно и столовой, Войцех застал фрау Грету, сидевшую в покойном кресле с вязанием, и мальчиков, прилежно делавших школьные уроки на застеленном клеенкой поверх вышитой скатерти обеденном столе, задвинутом в угол. Фройляйн Лизы, к досаде и одновременному облегчению Войцеха, там не оказалось, она помогала стряпухе на кухне, откуда доносился нежный аромат ванили. Испросив разрешения присоединиться к семейному кружку, Войцех зажег свечи на каминной полке и придвинул туда стул, снова раскрыв книгу.
Фрау Грета, разумеется, не замедлила поинтересоваться содержанием. Облегченно вздохнула, узнав, что это не какой-нибудь безнравственный французский роман, а серьезная немецкая книга, к тому же весьма патриотическая, и вернулась к своему вязанию. Войцех пару раз бросил украдкой взгляд на дверь, ведущую в прихожую, из которой другая дверь вела в кухню, и, наконец, углубился в чтение.
Тихое позвякивание спиц вторило мерному тиканью ходиков, легкий скрип гусиных перьев по бумаге и едва слышное мурлыканье кошки, забравшейся в корзинку с клубками, наполняли тишину особым уютом. В этой теплой семейной гавани пламенные призывы Фихте доходили с покрытых карандашными пометками Фрёбеля страниц книги до самого сердца, напоминая — тебе есть, что защищать, за кого сражаться. Чтение захватило Войцеха, и он уже почти забыл, зачем спустился вниз, когда звонкий голос Лизы прозвучал так неожиданно, что Шемет упустил книгу на пол и резко обернулся.