Проезжая мимо мемориальной доски Яну III Собескому, польскому королю, в 1683 году спасшему Вену от турецкой осады, а Европу — от османского ига, Войцех велел Юргису остановиться.
— Могли бы и на памятник раскошелиться, — нахмурился Шемет, — небось, до сих пор простить не могут, что их спасали.
— Да уж, — кивнул Вилли, — мне отец говорил, что процессия здесь остановится. Почтить память. Лицемеры. Царь на Герцогство Варшавское глаз положил, корону польскую для себя вытребовать хочет. Конституцию обещает. Но веры ему нет. Отец считает, что автономия под эгидой Пруссии — лучший вариант.
— Но Литву император Александр не отдаст, — заметил Войцех, когда карета снова тронулась с места, — куцая получится автономия. Может быть, царь, все-таки, сдержит обещание, данное Костюшко? Я письмо лично видел.
— Когда это Россия отдавала то, что к рукам прилипло? — фыркнул Вилли. — Отец говорит, русским веры нет. К тому же, мы с тобой прусские подданные и должны держать сторону своего короля. Ты присягу приносил.
— Я присягу Германии приносил, — пожал плечами Войцех, — да где она? Снова по уделам растащат, легитимисты чертовы. Впору рокош[22] объявлять, народ в косы поднимать. Но рано еще.
— Будет и Германия, дай срок, — убежденно сказал Вилли, — и Польша великая. И Речь Посполитая от моря и до моря. Может, не при нашей жизни, но будет. А пока сделаем, что сможем.
— Сделаем, — задумчиво подтвердил Войцех.
Продолжать эту тему он не стал, памятуя о том, что по материнской линии Вилли приходится внучатым племянником Фридриху Великому. Но теперь ему стало ясно, какую сторону князь Антоний Генрих называл «нашей», и иметь отношение к этому «мы» Шемет категорически не соглашался.
* * *
Отправив Юргиса устраивать карету на заднем дворе, Войцех и Вилли спустились к озеру. По гладкому льду уже скользили «венецианские гондолы», оркестр разместился в огромном серебристом лебеде, девушки, одетые голландскими молочницами, вальсировали под веселую музыку. Тут же сновали вставшие на коньки предприимчивые торговцы, продававшие с деревянных лотков горячительные напитки.
Молодые люди оставили шубы в приозерном павильончике под присмотром австрийского лакея, надели выданные им же коньки и отправились на лед. Берлинские уроки не прошли даром, Войцех вертелся волчком и выписывал на льду кренделя, привлекая к себе восхищенные взгляды публики. Юноша в синем казакине и фуражке с лаковым козырьком, уже сорвавший свою долю аплодисментов до появления Шемета, окинул его оценивающим взглядом, и вскоре между ними завязалось настоящее соревнование, к немалому удовольствию зрителей.