Из темноты выплыли несущиеся по небу густые облака, темно-синие, в золотых обводах заходящего солнца. В бескрайнем великолепии их причудливых нагромождений Войцеху чудились старинные замки, летящие на сияющих крыльях кони, и что-то еще, забытое, но невероятно важное, далекий сон, неясная мечта. Облакам не было дела до людей, убивающих друг друга на пропитанной кровью земле, прекрасные в своем равнодушии, они любили только ветер, и солнце, и свою свободу.
— Размечтался, как последний дурак, — сердито сказал себе Войцех, наспех перетягивая платком раненую руку, — вставай, черт бы тебя побрал. Вставай и дерись.
Йорик встретил это решение радостным ржанием, и они снова понеслись вперед, догоняя эскадрон.
* * *
На холме Веллингтон поднялся в стременах и трижды махнул шляпой, командуя общее наступление. Весь день герцог носился под пулями и ядрами, появляясь в самых опасных местах, призывая и подбадривая, щедро делясь с солдатами своим хладнокровием и выдержкой. Его конь, игреневый жеребец Копенгаген, гордо держал голову, словно сознавая, что носит на себе великого полководца, от чьего слова сейчас зависит судьба миллионов людей, не только на поле битвы, но и во всей Европе.
Медленно двинулись вперед измотанные тяжелыми боями войска, британцы и немцы, голландцы и бельгийцы, пруссаки и брауншвейгцы шли в последнюю атаку, и Наполеон, бросив свою разгромленную армию на произвол судьбы, бежал, чтобы больше уж никогда не подняться, утопив в грязи не только императорскую корону, но и честь Франции.
В этот день звезда, в которую верил Наполеон, закатилась навсегда, и для мира взошла другая заря, на целый век сделавшая Англию не только владычицей морей, но ведущей силой Европы. Веллингтон доказал, что британское хладнокровное мужество и верность долгу стоят большего, чем яростный натиск завоевателя, непоколебимая стойкость может противостоять самому жестокому напору, а верность слову выигрывает битвы. Здесь, на холмах Мон-Сен-Жан, он снова напомнил миру, что границы Британии — берега ее врагов.
Здесь, в отбитой у неприятеля деревне Белль-Альянс, Веллингтон и Блюхер встретились, наконец, как победители, и пожали друг другу руки, и последний луч летнего солнца сверкнул из-за черных туч, затянувших вечернее небо.
К десяти вечера распогодилось, молодая луна и отблески догорающих пожаров осветили усеянное телами поле битвы. Кое-где еще гремели выстрелы, отдельные части Старой Гвардии отходили с боем, в плотных, ощетинившихся штыками каре, унося императорских орлов. Темные силуэты пробирались между нагромождениями трупов, останавливаясь, нагибаясь к земле — свои ли, французы ли, кто их разберет? У Войцеха, вернувшегося на дежурство при прусском главнокомандующем, во рту набегала горькая желчь при взгляде на мародеров. Веллингтон тоже глядел в ту сторону, хмуря высокий лоб.