Чёрная стая (Сословская) - страница 338

Война закончилась, но союзники не спешили покинуть Париж. Сто пятьдесят тысяч солдат разместились в городе, превратив его в военный лагерь. Палатки стояли на Елисейских полях до самой Триумфальной Арки, на газонах у Собора Парижской Богоматери и в Булонском лесу. Войска пришли сюда не на отдых, в Париж съехались дипломаты и главы союзных держав, чтобы окончательно закрепить решения Венского Конгресса и подписать новый мирный договор.

* * *

Эскадрон вошел в город утром, но Войцеху пришлось ждать почти до полудня, пока граф Ностиц, адъютант фельдмаршала, нашел время подписать ему увольнительную. Наскоро отряхнув дорожную пыль и препоручив Йорика заботам фон Таузига, Войцех полетел в Пасси. Маришка, едва завидев его в дверях, радостно взвизгнула и потащила за руку в гостиную, развернулась, взметнув юбки, и умчалась к соседке чаевничать.

На этот раз Линуся была в белом. На бледном, исхудавшем лице глаза, обведенные синеватыми тенями, сияли черными алмазами, пунцовые губы пересохли от волнения, коротко остриженные смоляные кудри блестящими кольцами ложились на упрямый, гордый лоб, сквозь белую тонкую кожу шеи просвечивала трепещущая синяя жилка, точеные руки нервно сжимали подол кисейного платья. Каролина ждала его, прослышав о входе пруссаков в Париж, и успела принарядиться, но в глазах плескалась тревога. Весь ее вид говорил о том, что она только недавно оправилась от тяжелой болезни, наложившей на ее красоту особый отпечаток, болью сжавший сердце Войцеха.

Войцех порывисто шагнул вперед, но в полушаге остановился, бессильно уронив протянутые к ней навстречу руки. Груз вины, оставленный в Вене, обрушился на его опустившуюся голову.

— Виноват я, Линуся, — не поднимая взгляда, но твердо и отчетливо выговорил он, — убей, виноват. Если ты…

— Молчи, молчи, — рука, зажавшая ему рот, дрожала, — слушать не стану, знать не хочу. Не было ничего, слышишь? Я ждала тебя, и ты пришел. Все остальное не в счет.

Войцех сделал еще шаг, и Линуся упала в его объятия, уткнувшись лицом в грубое сукно доломана, пряча заблестевшие слезами глаза.

— Какая ты красивая, — шепнул Войцех в самое ухо, шевельнув теплым дыханием короткие завитки, — я думал, что помню, а оказалось — забыл.

— А я думала, ты на меня и глядеть теперь не захочешь, — Линуся подняла лицо, взглянула ему в глаза и улыбнулась, — волосы они мне обрезали, когда я в горячке лежала.

— Мне нравится, — Войцех осторожно погладил непокорные кудряшки, — очень.

Он крепче прижал Линусю к себе, и они долго молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга, к биению стучащих в такт сердец, к тихому шороху кисеи о сукно, согреваясь бережным теплом объятий.