Мужики, быстро оправившиеся от страха при виде нежданной помощи, похватали вилы и топоры, рассыпавшись по деревне в поисках отставших мародеров. Войцех, соскочив с коня, стремглав ворвался в избу, откуда доносился женский крик, разрядил пистолет в лицо ожидавшего своей очереди со спущенными штанами плюгавого француза, одним движением сдернул другого с плачущей девчонки лет семнадцати, вторым разрубив его от плеча до пояса.
Вылетел наружу с перекошенным от гнева лицом. С разбежавшимися по деревне французами уже было покончено, оставались только запершиеся в сарае стрелки.
— Что делать будем, пан офицер? — приступил к нему седой старик в испачканной кровью рубахе. — В полон брать, али как?
— К черту! — скрипнул зубами Шемет. — Не стану я своих людей под пули этой сволочи посылать. Несите факелы. Выкурим.
— Не выкурим, — мрачно усмехнулся старик. — Я уж дверь бревнышком подпер, пан офицер. Поджигать, что ли?
— Жги! — хрипло ответил Войцех и отвернулся.
* * *
На следующее утро поручик Сенин, обеспокоенный исчезновением Войцеха из-под совместного крова еще до рассвета, отправился бродить по лагерю в поисках друга. Обнаружил он Шемета, облаченного в грязный китель, позаимствованный у Онищенки, на хозяйственном подворье. Поручик Шемет ожесточенно рубил саблей коровью тушу, подвешенную к мясному крюку, вбитому в перекладину.
— Чем это тебе животинка досадила, Шемет? — усмехнулся Сенин.
— Не мог я этого сделать, — вместо ответа покачал головой Войцех, — не мог…
— Чего?
— Он же в мундире был, Мишка. А я… Почти пополам. Так и вижу, как голова на бок клонится… Неужто померещилось?
— Вот я и говорю, Шемет, что животинка тебе ничего дурного не сделала. Потому и не можешь. И в бою не сможешь. Моли господа, чтобы больше никогда не пришлось такого увидеть, чтобы сила нечеловеческая появилась.
— Некого молить, Миша, — вздохнул Войцех, отирая клинок. — Но ты прав, пора заканчивать эту ерунду. Не то всю тушу в фарш изрублю, кашевары не простят.
Их разговор прервал неожиданно подошедший поручик Глебов, адъютант Шефа. Молодой офицер, не раз отличившийся в боях, сейчас был мрачнее тучи.
— Что случилось? — тревожно спросил Сенин.
— Светлейший, мать его, князь, Москву без боя сдал, вот что случилось, — сплюнул Глебов, — уже десять дней как. Курьер к Витгенштейну так и не доехал, должно в дороге перехватили. У французишки твоего, Шемет, в бумагах обнаружилось.
— Kurwa ma?! — клинок взметнулся почти невидимым глазу движением, и нижняя половина коровьей туши глухо шмякнулась о землю.
— Беда, господа, беда, — Сенин опустил плечи, даже как-то ссутулился. Вся его поза говорила о совершеннейшем отчаянии и упадке духа. — Что делать будем?