Сахарные барашки (Цвирка) - страница 11

Кто бы мог тогда сказать нам, что не все ягоды съедобны, что в лесных кустарниках зреет волчья ягода, от которой в горле становится сухо, маленьких детей рвет, и они заболевают, что в лесу часто вырастает под ногами злой гриб мухомор.

А мы с такой жадностью хватали все, торопясь все достать, схватить руками, попробовать на вкус.

На этот раз город нас обманул — он растаял и словно провалился сквозь землю. Мы остались стоять, одинокие, как два пальца.

…Солнце давно уже клонится к западу, мы боимся наступающей ночи.

Симукас хмурится.

— А может, это был совсем и не город, — поглядывая на друга, говорю я. — Пойдем домой… Не надо мне никаких сахарных барашков.

Симукас не возражает. Волоча ушибленную ногу, он послушно поворачивает назад.

Когда мы подходим к мельнице, солнце становится красным и большим — в полнеба. Запад весь горит, заревом затянуло весь тот край, где нам только что почудился город.

Когда мы, потные, запыленные, со сбитыми до крови ногами, различаем наконец в сумерках свои родные крыши, то начинаем приплясывать от радости. Нам кажется, что мы расстались с ними много лет назад.

— Вот наше гумно! А это клеть… Я все вижу! Во, дымит, должно быть, ужин варят! — кричит Симукас, вытирая слезы.

— А это — наша крыша!.. Нет, наша деревня красивее, чем город. И лучше, чем Каунас… А по-твоему?

— И по-моему тоже, — отвечает Симукас.

1935

ЖИЗНЬ СИВКИ

В одно утро ранней весны он своими большими, еще молочными, мутными глазами увидел свет. Когда он в первый раз ступил на землю, ему было холодно, по его белой лоснящейся коже пробегала дрожь, и он еле держался на слабых ножках.

Испугавшись и света и всего, что его окружало, жеребенок отчаянно взвизгнул. Это был плач маленького ребенка, плач радости и страха. В ответ раздалось громкое, полное сочувствия и любви ржанье старой кобылы, которая стояла над засыпанным в ясли овсом. Этот дорогой корм доставался старухе только в редких случаях.

Мать жеребенка была немолодая, сивая, с большими выступающими лопатками, с протертыми упряжью боками. Несмотря на болезни и плохой корм, она ежегодно приносила по жеребенку. Она кормила детей своим молоком, а от зимних холодов и летних дождей укрывала их под собственным брюхом. От неожиданной опасности — собак, волков, распущенной детворы и злых чужих лошадей — она защищала их задними ногами.

Сивая была доброй матерью. Такой доброй, какой только может быть хорошая мать маленького, глупенького жеребенка.

Когда ее дитя подрастало и его впрягали рядом с ней в плуг или в телегу, она из последних сил тащила возложенное на нее человеком бремя, лишь бы легче было ее детенышу. Не понимала она только одного: почему это, когда жеребенок подрастал, хозяин немедленно уводил его от нее, и тот уже к ней больше никогда не возвращался.