Сахарные барашки (Цвирка) - страница 56
Микутис перестал звать Мурзу.
Мальчик целый день провозился со скотиной да еще наколол дров к вечеру и очень устал. Больно ныли спина и руки. Но еще больнее было от угнетавших его тяжелых мыслей.
— Мурзюк! — тихо позвал мальчик. Теперь ему хотелось только погладить собаку.
Потом Микутис растянулся на траве. Он увидел в небе высоко пролетавшего ястреба и почувствовал, как все кругом пусто и уныло. Скот и людей, леса и камни уничтожал немец. Старых, никому не причинявших вреда собак и тех он приказал прикончить или платить за них большие деньги. «А откуда их взять?» — думал Микутис.
И мальчику вдруг представилось, что он вырос и стал большой и сильный. Из осиновых досок, лежавших под навесом, он сколотил корабль, а кузнец выковал ему из собранного со всего села железа огромное ружье. На корабль Микутис посадил всех мужиков из деревни, и Мурзу, и дядю Юозаса. Взяв с собой на дорогу хлеба, и скиландис[6], и ружье, поплыли они — пошли войной на врагов.
Собака осмелела. Опасливо обходя яму, подползла она к лежавшему на траве другу, обнюхала мальчику ноги и растянулась рядом с ним. Вскоре и она закрыла глаза и, только изредка раскрывая их, видела, как по небу плывет красное облако, озаренное заходившим солнцем. Облако это походило на золотой корабль Микутиса.
1944
МАЛЕНЬКИЙ ТОМАС
У маленького Томаса сохранились только смутные воспоминания об отце-каменщике, которого однажды несколько человек на руках внесли в дом. Из-под покрывавшего его пальто видны были испачканные грязью ботинки. Люди положили его посреди комнаты на двух скамьях. Вечером к ним в комнату набилось много народу, зажгли свечи, и Томасу кто-то подарил глиняную уточку.
Мальчик помнит, как потом в погожее утро его везли в телеге, переполненной людьми. Ехали через большую реку. Томас видел пароход, с которого на них лаяла рыжая собака. Это были его единственные воспоминания о раннем детстве, о навеки покинутом домашнем очаге.
Мальчик никогда не знал материнской ласки: мать умерла, прежде чем он научился называть ее по имени.
Сироту приютила тетка, жившая чуть ли не в самом поле, за городом. Дом, под кровом которого прошли первые годы детства Томаса, был сооружен из старого вагона и был такой маленький, что даже вблизи казался похожим на улей.
Бо́льшую часть помещения занимала кровать. На ней спали дядя и тетя, а у них в ногах — трое детей. На полу постилали еще сенник для дедушки, а с дедушкой укладывался и Томас.
Летними ночами даже и при открытой двери семья задыхалась. От накалявшихся в полуденный зной железных стен вагона несло нестерпимым жаром, дети стонали во сне и просили воды. Взрослые же ворочались на своем ложе, бормотали: