Я один среди воя снарядов и мин. В стороне разорвалось несколько авиабомб. Взрывной волной пушку снесло к краю оврага, и она, перевалившись через горбинку, предательски покатилась вниз, как я не сопротивлялся, упираясь ногами. Упирался так, что разорвалась в паху какая-то жила. Кровь сразу же просочилась сквозь брюки. А пушка-то, дура, потащила и меня за собой.
Там, на дне большого оврага с густо поросшей травой, я попросил пехотинцев помочь выкатить ее на противоположный его край, чтобы открыть огонь по противнику. Желающих нашлось немного. Вижу, с левой стороны подкатила легковушка — «эмка». Оттуда выскочил какой-то коротконогий генерал с палкой и закричал матом на лысого, который оказался большим командиром. При большом звании — полковника. Выскочивший из машины генерал огрел лысого палкой по голове и закричал в приказном порядке: «Вперед! Расстреляю! Я кому сказал — вперед!»
Удар был звучен, так как в него генерал вложил и силу, и гнев одновременно. Полковник быстрым движением буквально выхватил пистолет из кобуры. Ну, думаю, сейчас пальнет он в обидчика, пристрелит хулигана-генерала. А он вдруг гаркнул: «Ура, вперед, за мной!» И тут «За Сталина!» никто не прокричал. Полковник мигом на карачках преодолел крутой склон, солдаты — за ним, меня, естественно, бросили.
Тогда я обратился к генералу:
— Товарищ генерал, помогите… дайте команду, прикажите помочь переместить пушку.
Он взглянул на меня как-то зло, весь красный от волнения, махнул рукой и вскочил в легковушку. Я узнал его — этим генералом был Георгий Константинович Жуков…
После войны, когда Жуков приезжал в Варшаву к своему коллеге, министру обороны Войска польского Рокоссовскому, я, находясь на дипломатической работе, организовывал эту встречу по линии советского посольства. Маршалу я тогда при застолье напомнил тот эпизод. К моему удивлению, в его памяти тоже остался этот фрагмент наступления. Полководец вспомнил. Закивал, рассмеявшись:
— Если бы я его не шуганул, погибли бы все в этой яме…
Запомнил, наверное, потому что это были драматичные минуты жесточайшей битвы…
* * *
— А какие были дальше ваши фронтовые дороги?
— Осенью 1942-го меня направили в школу младших командиров в Вологде. В основном занимались «шагистикой» и «разбором и сборкой винтовки». По плацу ходили строем и горлопанили патриотические песни. Одна была местная. В ней были примерно такие слова:
Школа младших командиров
Комсостав стране кует,
Смело в бой вести готовы
Мы солдат за свой народ!
Осенью 1942-го попал на Калининский фронт в район Ржевско-Сычевской операции. Это был настоящий ад — мы воевали в окружении и выбирались из него. Нам с самолетов сбрасывали хлеб, который невозможно было резать, его кололи штыками на осколки или разбивали молотками. Питались не то, что неважно, откровенно плохо.