Телефон. Звонки из прошлого (Терещенко) - страница 196

* * *

— У вас же было и второе ранение, более серьезное, чем первое?

— Да, под Ржевом осколок мины оторвал у меня часть икры левой ноги. И тут же я получил и второе ранение — пуля пробила мягкие ткани в области бедра на правой ноге. Целую ночь я куда-то полз, полз на спине, отталкиваясь от земли локтями, а потом потерял сознание.

Обнаружила меня санитарка, думала, как потом рассказывала, что я мертвый. Назвала меня «кузнечиком», когда я рассказал, как передвигался. Вынесла девушка на своих хрупких плечах парня сто восемьдесят восемь сантиметров. Потерял много крови, но живительный снег Подмосковья спас меня — сосуды спазмировались от холода. Довезли на полуторке до госпиталя. Катался по кузову, как бревно незакрепленное. Посмотрел на ногу — белеет уже заиндевевший на морозе масол. Руки посинели, а ноги побелели. Перевязка и прямиком в Москву. Попал в сортировочный эвакогоспиталь № 290. Сейчас это военный госпиталь имени Бурденко. Врачи пришли к заключению, что надо ампутировать ногу, так как началась гангрена. Главный военный хирург Николай Нилович Бурденко, осмотрев меня, тоже был такого же мнения. Но военврач Зеленова спасла мне конечность…

Кстати, ее сын служил в моем 77-м полку и погиб под Волоколамском. Она по-матерински отнеслась ко мне. Никогда не забуду ее жертвенность. Нужно было срочное переливание крови. Необходимого «сока жизни» не было в наличии. А у нее моя группа крови оказалась. Тогда Зеленова распорядилась, чтобы ее положили рядом со мной для прямого переливания. И вот таким образом она отдала мне часть своей крови. Я ей обязан своей жизнью. Я ей помогал всем, чем мог. Ее уже давно нет, а мне сегодня восемьдесят девять.

Добрая землячка меня всячески опекала. Принимала, наверное, за сына, отдавая нерастраченную свою нежность погодку ее первенца и любимца. После переливания крови и мучительных операций по пересадке кожи и наращиванию мышечной массы, я встал на ноги. Это были очень тяжелые операции.

Помню, лежу на госпитальной койке. Полночь, тишина. Смотрю в проем окна куда-то наверх. Вижу кусок темного ночного неба, словно расшитого бисером. В яркой зимней россыпи звезд висит латунная сковородка луны. Природа как бы приглашает. Я плачу, глядя на эту красоту, не то из-за радости, что я остался жив, не то от грусти, что война меня покалечила и я всю оставшуюся жизнь буду инвалидом. Переживания не дали мне уснуть до утра. И таких ночей с мучительными внутренними монологами бывало много.

Часто снились цветные сны с лесами Смоленщины и Подмосковья. И колонны, колонны наших и неприятельских войск. Гудела и грохотала земля от многотонных бронированных чудовищ, нарисованных снами с фантастическими фигурами и формами. В природе таких танков не было, какие рисовал мне умиротворитель ночного блаженства Гипнос.