Потом проезжала моя почему-то самоходная пушка-«сорокопятка» на огромных колесах, а за нею по пыльной дороге то шаркали солдатские ноги в ботинках с обмотками, то вдруг возникала каменная площадь, и по ее торцам, сверкая начищенным хромом сапог, проплывали радостные советские воины.
Продолжал я воевать во снах с немцами. Бил по ним из своей пушки, стрелял из противотанкового ружья, колол штыком, строчил из автомата, бросал в неприятельскую гущу гранаты. Довоевывал то, чего не пришлось сделать дальше. Словно помогал своим товарищам, оставленным на поле брани.
Вот таким образом война для меня и закончилась…
В 1944 году я поступил в МГУ на международный факультет. В октябре того же года распоряжением правительства факультет преобразовался в МГИМО…
* * *
Итак, судьба рядового Шорина Валентина Алексеевича молодыми годами была вмонтирована в рамки опасной для столицы и страны вражеской военно-стратегической операции «Тайфун». Казалось, сама суровая природа зимы с сорок первого на сорок второй год не смогла стерпеть позора присутствия новых тевтонцев в лице немецких оккупантов на земле Подмосковья и выжигала противника суровыми морозами и кинжальными метелями вместе с армейской местью за поруганную Отчизну.
И враг, все еще сильный, очень сильный, отступил, отстреливаясь, и побежал, нередко останавливаясь с надеждой реваншем возобновить наступление под Сталинградом, на Курской дуге и в других знаковых сражениях. И везде он был бит советским воином, пока он не дошел до Берлина и не водрузил красное знамя над Рейхстагом.
Потом наступила пора для вчерашнего солдата почти двадцатипятилетних загранкомандировок с выполнением внешнеполитических задач и со встречами с интересными людьми в Польше, США, Эфиопии, Венесуэле, на Кубе и в ряде других стран.
И все же под старость вражеские осколки и пули, принятые защитником Москвы, дали о себе знать. Сначала он потерял одну ногу, а потом лишился и другой. Но он не сдавался на милость недугу. Он весь был проникнут верой, что он нужен людям, а они нужны ему.
— Сущность всякой веры, — заметил в беседе Валентин Алексеевич, — состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается ни болезнью, ни смертью. А что касается просьб у Бога, то скажу: я бы уверовал в Бога, да смущает толпа посредников. Их много, я один. За право быть в строю Жизни надо бороться, не уповая на чью-то помощь.
Бывший солдат, ставший уважаемым дипломатом, подробно рассказывал об особенностях первого визита советского лидера в США, о встречах с В. Молотовым, О. Трояновским, Д. Эйзенхауэром, М. Монро, Н. Хрущевым, Ф. Кастро, Г. Жуковым, К. Рокоссовским и многими другими историческими личностями.