— Не смей, Антонина, такое говорить. Это исторический сувенир. В нем есть что-то таинственное. Я подключил его к сети — он работает. Ты представляешь, сколько он знает тайн. По нему, небось, переговаривались высокие должностные люди. Может его трубку держали в руках Литвинов или Молотов в МИДе, Берия или Абакумов в НКВД, МВД или МГБ. По нему они слушали указания Сталина, а может, и Ленина. Не дам тебе его казнить. Уберешь, когда меня не станет.
— Да, пожалуй, ты меня убедил. Раритет все же!!! Ну, слава богу, поняла, что он понадобится, когда смартфон разрядится, — рифмованно ответила с улыбкой хлопотливая супруга.
* * *
Прошло несколько недель после этого разговора. Антонина Петровна то с влажной салфеткой, то с куском бумажного полотенца продолжала нести вахту воительницы с пылью. По телефону-ветерану никто не звонил. Он стоял немой в гордом одиночестве на тумбочке у кровати хозяина, накрытый прочитанными газетами и журналами. И вот однажды ночью его владельца, страдающего бессонницей со стажем, насторожили какие-то звуки в самом аппарате.
«Черт побери, что это? Звонка не было, а слышится какая-то возня, шорохи и бульканье», — удивился Николай Петрович. Он поднял трубку. Это были глухие звуки далеких речей и даже диалоги. Общались разные люди. Несмотря на то, что голоса то удалялись, то приближались, можно было отчетливо разобрать, о чем они говорят.
Умом ему было не понять, как могло случиться, чтобы телефон записал диалоги почти как на магнитофонную ленту и передал через толщу лет.
«Или я дурею, или со мной кто-то тонко играет — разыгрывает. Но зачем? Никому зла в жизни не чинил, да и мозги светлые…», — размышлял Николай Петрович.
Но «розыгрыш», почему-то исключительно ночной, продолжался…
Склеенные ученические тетради, превращенные в блокнот, пухли из года в год удивительными «историческими записями», исполненными трудно разбираемым почерком. После кончины Николая Петровича, как уже говорилось выше, автору их передала Антонина Горшенина вместе с «загадочным» телефоном…
— Возьмите «записки сумасшедшего», может и найдете что-либо забавное — посмеетесь. А телефон, бог даст, и у вас заговорит, — ухмыльнулась вдова…
Среди записей Горшенина в числе других нашелся интересный диалог:
«Константин Федин, возвращая Борису Пастернаку рукопись романа «Доктор Живаго», сказал:
— У тебя все написано сумасшедшим языком. Что же, Россия, по-твоему, сумасшедший дом?
Пастернак обиженно ответил:
— А у тебя все написано бездарным языком, что же, Россия — бездарность?
Высокое спортивное чиновничество, как писал Горшенин, довело Россию своими глупостями и ура-патриотизмом до такого унижения, что на международных соревнованиях ей запрещают использовать свою символику: гимн, флаг и называться Россией. От этого делается дурно.