Я прикусываю язык, но она вымученно улыбается. Значит, я её обнадёжил. И даже если я сам не на сто процентов уверен в благоприятном исходе, то её счастливые глаза окупают всё моё внутреннее беспокойство. Сейчас для пациентки и её плода спокойствие важнее всего остального.
— Спасибо. — Хрипло благодарит меня девушка.
Я коротко киваю.
— Придерживайтесь моих рекомендаций, и посмотрим, как пойдёт дело.
Мне уже хочется взять себя за шиворот и выволочь в коридор. Словно кто-то другой говорит за меня с ней, и мне не терпится заткнуть этого «кого-то».
— Спасибо, доктор. — Тяжело дыша от накатившего приступа боли, повторяет Кукушкина.
Она пытается выдать ещё одну вежливую улыбку, у неё получается, и от этого у меня всё переворачивается внутри.
— Всего доброго. — Бросаю я и позорно и спешно покидаю палату.
Через сорок минут уже стою у дверей своей квартиры. Прежде, чем вставить ключ в замочную скважину, я опускаю взгляд на кольцо на безымянном пальце. Оно обжигает мне кожу.
Беззвучно вздыхаю, вставляю ключ, поворачиваю и аккуратно толкаю дверь. Та открывается со скрипом, и я с досады сжимаю челюсти.
— Не волнуйся, он спит. — Тихо шепчет жена, появляясь в коридоре.
Я включаю свет, и она сонно щурится. Трёт пальцами веки.
— Прости, разбудил. — Я переступаю порог и закрываю за собой дверь.
— Тяжелый денёк? — Мягко улыбается она.
— Даже два. — Улыбаюсь ей в ответ. — Или сколько там меня не было?
— Мы потеряли счёт. — Её признание звучит едва слышно.
— Прости ещё раз.
— Ничего страшного, такая работа. — Она делает ко мне шаг. — Ты голоден?
— Нет. — Качаю головой. — Валюсь с ног. Пойдём спать?
— Конечно. — Соглашается супруга.
Мы с ней вместе заглядываем в детскую и любуемся в тёплом свете ночника фигуркой спящего сына, закутавшегося в одеяло, а затем отправляемся в спальню. У меня нет сил даже принять душ. Я снимаю одежду и падаю на кровать.
— Не спится? — Шепчет жена минут через пять.
— Нет. — Признаюсь я.
— Тогда расскажи, как прошла смена. — Просит она.
И я рассказываю в подробностях, не забыв упомянуть и о несчастной Кукушкиной, которая осталась в своей палате мучиться от боли. Говорю, что мне её жаль. Ровно, как и всех своих пациентов.
— Ну, как ты? — Заглядывает в палату Анфиса Андреевна.
Я поднимаю голову от скрипучей больничной подушки:
— Адская ночка.
Всю ночь бегала в туалет по-маленькому. Ощущение было такое, будто вот-вот обмочу трусы, а в итоге выходило всего две капли. К тому же, боль и не собиралась ослабевать, чтобы дать мне поспать: она то нарастала, то немного отпускала, а затем вгрызалась в меня с новой силой.