Легионеры лежат в топкой грязи, изредка постреливают в сторону джунглей, окруживших рисовое поле. Из воды, полузатонув, торчат трупы вьетнамцев.
— Умираю, пить, — пересохшими губами шепчет Янкель. — У кого есть вода?
Курт покосился на него:
— Лежишь в воде и просишь воды?
— От такой воды любую заразу подцепишь.
— Белый человек в такой вонючей дыре, как Вьетнам, воду не пьет. Для утоления жажды есть виски.
Курт протягивает Янкелю свою фляжку. Тот берет, отпивает глоток, сплевывает.
Сзади появляется унтер-офицер Заремба, с трудом вытаскивая ноги из вязкой грязи.
— Подъем! Пошли! Прощупаем деревню. Легионеры двумя цепями пересекают рисовое поле.
Заремба, Янкель и Курт шагают рядом.
Курт, хлюпая тяжелыми ботинками по грязи, рассуждает:
— Весь мир воет от негодования: французы во Вьетнаме в жестокости превзошли Гитлера. Насмешка судьбы. Работу делаем мы — немец, поляк, еврей, а клеймо ложится на французов.
— Меня в свою компанию не зачисляйте, — замотал головой Янкель. — Я никого не убил.
Горят бамбуковые хижины. Мечутся среди пылающих костров буйволы. На дороге валяются убитые женщины и дети.
Из густых банановых кустов слышатся автоматные очереди, редкие взрывы гранат. Из зарослей на дорогу вышли Заремба, Курт и Янкель, ведя окровавленного вьетнамца с заложенными за затылок руками.
Заремба с трудом переводит дух:
— С ним разговор короткий: в расход!
— У меня он заговорит, — усмехнулся Курт.
— Чего время тратить? Пулю в лоб — и все! Самый лучший разговор, — решает Заремба.
Курт поднял автомат:
— Как прикажете, господин унтер-офицер.
— Приказ не тебе, — сказал Заремба. — Он прикончит его!
— Я? — побледнел Янкель. — Вот так взять и убить живого человека?
— Да! — закивал Заремба. — Вот так взять и убить. За это тебе и платят деньги. А то оставался бы в Париже на панели…
Янкель отвел глаза:
— Господин унтер-офицер, я этого не сделаю.
— Ты отказываешься выполнить мой приказ?
— Да, отказываюсь. Заремба побагровел:
— Тогда по уставу я имею право пристрелить тебя на месте.
— Ваша воля, — равнодушно пожал плечами Янкель.
— Хорошо, — сказал Заремба и протянул руку к его автомату. — Отдай оружие. Так. А теперь ты, Курт, стреляй ему в лоб. Тебе же не привыкать дырявить хитроумные еврейские лбы.
Курт в нерешительности смотрит то на Зарембу, то на Янкеля.
Вьетнамец с заложенными за голову руками не понимает, о чем спорят белые, обреченно ждет своей участи.
— А ну, еврей, на колени! — взревел Заремба, распаляясь все больше. — На колени! Пся крэв! Холера ясна! Давно у меня руки чесались добраться до твоей поганой шкуры.