Янкель присел на краешек стула.
— Ты давно из Вильно?
— Чего вспомнил? — отмахнулась она. — Совсем маленькой была, когда увезли.
— Значит, ничего не знаешь… — разочарованно протянул Янкель.
— А что тебя интересует? — Ядвига уселась на край тахты против него.
— Понимаешь, — вздохнул Янкель, — в Вильно осталась моя мама.
— Понимаю, — сказала она, лениво снимая с себя купальник.
— Ты не спеши… раздеваться, — остановил он ее. — Давай поговорим.
Ядвига недоуменно прищурилась на него:
— В нашем деле, дорогой мой земляк, как у американцев. Время — деньги. За разговор тоже придется платить.
— Да на, возьми! — вскочил Янкель.
Он стал суетливо выворачивать карманы и высыпать на тахту деньги.
— О, ты богат! — воскликнула Ядвига и великодушно придержала его руку.
— Столько не надо, оставь себе.
— Зачем они мне? — отмахнулся Янкель. — Не сегодня — завтра подохну в джунглях. А тебе пригодятся.
— Ну, садись, земляк. Поговорим, — совсем по-иному, по-дружески, заговорила она. — Отдохну немножко. Вот сюда, на тахту. Голову мне положи на колени. Вот так. А сейчас говори.
Янкель прилег на тахту, голову положил ей на колени и снизу заглядывает в лицо:
— О чем? Ты ж ничего мне сказать не можешь про маму.
— А я тебе спою, — улыбнулась Ядвига, поглаживая рукой его волосы. — Как младшему братику. Который заблудился в этом мире, как в дремучем лесу. А я пошла тебя искать и тоже заблудилась. И вот мы бредем вдвоем… и зовем маму.
Ядвига низким голосом запела польскую песню о маме. У Янкеля из-под ресниц закрытых глаз потекли слезы. Он прижался лицом к ее груди, а она обхватила его голову и плечи обеими руками и стала раскачиваться в такт песне вместе с ним.
Из-за занавески доносятся неясные голоса, джазовый вой. Просунул голову старый вьетнамец.
— Каролина! Его время истекло! Гони в шею!
— Сам убирайся отсюда! — огрызнулась Ядвига. Вьетнамец оторопел и стал оправдываться:
— Другой клиент дожидается. Придется деньги вернуть.
— К черту! — вскочила с тахты Ядвига. — Верни! — и, сгребя в горсть деньги, швырнула ему. — Вот тебе! Подавись! Я сегодня больше не работаю. Я встретила своего младшего братика. Мы оба заблудились в дремучем лесу.
Вьетнамец исчез за занавеской.
Ядвига снова села на тахту и нежно притянула голову Янкеля к себе:
— Ну, а теперь ты мне спой.
— Что?
— А что хочешь. И вместе поплачем.
Янкель тихо зашептал колыбельную песенку про белую-белую козочку, которая привезет мальчику с ярмарки гостинцы — миндаль и изюм. В песню вплелся женский голос. Не Ядвиги. Голос мамы. И закачалась тахта в такт колыбельной, закачались стены. Словно мама своей рукой качает колыбель. И качаются, обнявшись, Янкель с Ядвигой, как сестричка с братиком, а мамин голос взывает к небесам, умоляет защитить их.