— Не сбегу! Пусти! — буркнул Михалап с досадой, чувствуя, как его ухо всё больше опухает. — Я ужо понял, что ты в силе, Лар… Арония, коль меня, бывалого домового смогла в горсть ухватить!
Освободившись, он спрыгнул на пол и принялся ожесточённо тереть ухо снятой с головы заячьей шапкой — разгоняя кровь.
— Эка, ты! Сильна, мать! — недовольно проговорил он, усаживаясь на ковёр — чисто собака. — И правда — ты теперь ведьма, что ль? И зовут — Арония?
— А то! — усмехнулась девушка, садясь на диване и укутываясь в одеяло. — Зачем мне выдумывать?
— Сильное имя! — уважительно отозвался домовой.
— Ты мне лучше скажи вот что. Чего это ты, домовой, подвязался Евдокии служить? — строго спросила Арония. — Какой-то драной кошке-оборотню.
— Неправда твоя! Не служу я ей! Я сам по себе! — обиделся домовой.
— Я заметила, как ты сам по себе! — отмахнулась Арония, бывшая когда-то Ларой. И подала ему шило: На! Забери своё добро, служака! Скажи, как же ты докатился до жизни такой? Только не ври мне, я почувствую.
— А чо мне врать-то. Рубель она мне дала! Царский золотой! — сверкнул он жёлтыми глазами так, будто они у него тоже были золотые. — Чтобы помог я ей каплю твоей крови добыть. Силу она твою с ней заполучить хотела. Но я взял с ней обещание — что смертоубийства здеся не будет, — пробрюзжал домовой.
— Почему?
— Я в этой Акимовой хате сколь поколений Белоглазовых вырастил! Мне здеся такое без надобностей!
— Дёшево ты стоишь! Рублевик? — хмыкнула девушка.
На эти слова Михалап лишь поёжился. Но буркнул:
— Эт щас рублевик ничо не стоит, а на царский-то можно было стадо коров скупить!
— Ну, допустим. А чего ж тогда сам пришёл? — спросила Арония.
— Дык не верю я ей! — воскликнул Михалап. — Решил — пока ты тут, а она того не учуяла, я сам тебя кольну. А чо — и овцы целы и, это… — смутился он.
— Я, как видишь, уже не овца, — усмехнулась Арония. — Спасибо вам, договорщики! Это вы с Евдокией вынудили меня ведьмой стать и своим даром завладеть. А мать не хотела.
— А чего ж — не хотела? Эт хорошее дело! Пошто ж добру пропадать! — одобрил уже приободрившийся Михалап.
— Кому — добро, а кому и не очень! — усмехнулась Арония. — И что же мне теперь с тобой делать, Михалап?
— А и что ты можешь-то против домового? — расхорохорился Михалап.
— Могу! Знаю один ведовский приём. Ну, ты знаешь его — насчёт порога хаты, — прищурилась девушка. Честно говоря, этот приём только сейчас, всплыл в её голове. — И ты потом, Михолапушка, никогда сюда и близко не подойдёшь, — пригрозила Арония.
— Не делай этого! Куда я пойду? — испугался Михалап. — Я Акиму обещался, что хату его сберегу!