— Я? — Митроха замялся. С этим стариком, похожим на святого пустынника с иконы, поневоле не хотелось темнить. Напротив, росло желание довериться старцу. Мальчишка оглянулся на Феодорита. Тот стоял столбом у порога и, кажется, даже не прислушивался к разговору — был где-то внутри себя. Митроха расстегнул ворот рубахи и неспешно снял с шеи гривну. Протянул старцу. — Они застали его еще живым. Он отдал им это и просил переслать с надежным человеком его жене, моей прабабке... Цепь тоже из золота.
— Ты прячешь ее на себе, — не спросил, а утвердил старец, рассматривая гривну. — Это лопские знаки. А тут буквицы... Где-то я уже видел такую... или похожую... Как звали твоего предка?
— Григорий Хабар. Он был боярский сын.
Гривна выпала из рук монаха. Митроха быстро подхватил ее с пола. Старец Андроник вперил очи в пространство перед собой.
— Я помню... Так значит, Григорий забрал эту вещь у него. Тот человек был выученик лопских колдунов... и тоже называл себя князем... Московский боярин Иван Палица с сотней служилых людей разорил это разбойное гнездо в вологодском лесу...
— У кого — у него? — Митроха был ошеломлен. — Ты, отче, знал моего прадеда?! И пращура Палицыных?
Старец, будто не слыша его, обратился к Феодориту:
— Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Сей лопский народец трудно будет вырвать из лап диавола. Они опутаны своим колдовством будто сетью.
— О чем ты ему говорил? Отче, расскажи мне! Какое разбойное гнездо?! — взмолился Митрофан, бросившись к ногам старца.
Он знал, что когда-то боярский сын Григорий Хабар был сослан великим князем в Вологду на покаяние. Об этом любила сказывать мать. За неведомые дела Хабар полгода бил поклоны и утруждал постом плоть в Спасо-Прилуцком монастыре. А до того в вологодских лесах с ним приключилось некое таинственное диво, и там же, в дремучем бору, нашлась ему невеста, Митрофанова прабабка. Был Митроха маленьким — слушал эти материны повести как страшную сказку со счастливым концом: сели они пирком да за свадебку, стали жить и добра наживать.
Но продолжение у сказки, которое мать не сразу ему поведала, а лишь когда подрос, оказалось странным: пятнадцать лет спустя Хабар уплыл в полночные земли неведомо для чего и не вернулся. Теперь ее продолжение стало еще и жгучим.
— Тебе не надобно знать это, чадо, — качнул белой головой монах. Ласково положил ладонь ему на макушку. И обжег приговором: — Брось эту вещь в огонь!
Митроха разочарованно вернул гривну на грудь, спрятал под рубахой и, не сказав ни слова, кинулся вон из кельи.
5