— Анде, так-то ужо сразу? — округлила очи Агапка, снова откусила нитку и подхватилась с полу.
Раскрыла на поставце скрыню-невеличку, расцвеченную узорами, полюбовалась вынутыми серьгами из поморского жемчуга. В каждой висюльке было по редкостной черной жемчужине, увенчивавшей розово-сиреневые нанизи.
Агапка отодвинула девку, убиравшую косу невесты лентами, и приложила серьги к ушкам госпожи. Тут же под нос Алене Акинфиевне сунули зеркальце.
— А он-то ждет не дождецце, когдысь его дроля любая с ним под венеч станет! Дары-от каки засылат!
Хозяйка равнодушно отринула и зеркальце, и серьги. Холопка с укором спрятала женихов подарок в скрыню:
— И так ужо батюшка спридержал тебя в девках, боярышня. Старших выдал, а про меньшую, быват, забыл. Семнаццать летов поди. Быват, церез год-другой и не глянет никто.
— А на что мне, чтоб кто глядел, кроме...
Алена прикусила губу. Девка-холопка задумчиво погрызла костяшку пальца.
— А пусти-ко меня, боярышня, до пристаней. Нонеца по двору баяли, лодья Митрея Хабарова из Кандалухи пришла. Дак я погляжу, нет ли тама кого знакомова-то, из холопья, цто в поход с ним ходили в Норвегу, по лопску дань. Больно уж про Норвегу-ту спослушать охотце. А может, и подароцек какой перепадет, — бесстыже хихикнула Агапка.
Невеста, бурно задышав, едва дождалась, когда холопка договорит. Чуть не вскочила с сиденья, но удержалась, зарозовела.
— Побежи, Агапка, — кивнула по-хозяйски, однако пряча глаза. — Разузнай хорошенько. А может, и то узнашь, пожалует ли Митрий Данилович к батюшке, как прежде захаживал. Впрямь любопытно-то, как норвецкой поход удался, добром ли, не было ль худа.
И голос не дрожал, справилась с собою.
— Ой, цего скажу-то! — спохватилась холопка, стращая взором и прочих девок, и боярышню. — Бают, будто лодья на парусах пришла, а ветру-то надысь с самого утрецка нету, затишшо!
Ее товарки повтыкали иголки в шитье и разинули рты.
— Не зря шепчут, будтысь он, Митрий-то, с ворожбой знаецце. И удаця у него завсегда на хвосте сидит!..
— Что мелешь, Агафья! — осерчала Алена Акинфиевна. — Дура бестолковая, плетёха пусторотая. Всякий помор, который море, что поле, пашет, знат, как ветер раздразнить себе в прибыток.
— Да не всяк-то умет! — вздорно перечила девка. — А так, цтоб только ему дуло в парус, а вокруг тишь стояла, кто горазд? Лопски колдуны так могут, от них и взял.
— А даром ли у него и женки-то нету, — подбавила одна из швей. — А ужо средовек. Кто ж такому свою кровиноцку отдаст?
— Ну заблеяли, ровно овчи. — Боярышня нахмурила чистый девичий лоб под бисерным очельем. — Агапка! Допрежь пристаней сбегай на двор к Басенцовым, кликни Ивашку да скажи, что зову его. Пускай тотчас придет, коли делом не привязан.