Алена сжалась, подтянув колени.
— Коли сумеешь, пригрози, что ежели не скажут Палицыным — сама разгласишь на свадьбе. Если не забоишься... Ну да, чаю, не будет свадьбы. Только имя мое прежде сроку не говори. Вернусь — сам с Акинфием Истратовым потолкую.
— А в черницы меня отдадут, — тихонько всхлипнула она, — грех-то замаливать?
— Невелик грех. Да и не успеют. К Димитриеву дню осеннему ворочусь из Каяни. В монахи так быстро не стригут. А успеют — выкраду тебя из черниц.
— Да ежели не скажут тебе, в какой монастырь меня спрятали?
— Найду.
Алена, приподнявшись, уперлась локтем в епанчу.
— Не ходи в свой поход, Митенька! — От нее повеяло тревогой. — Беспокойно мне за тебя. Сон видела. Будто бы кличут меня к тебе. А я иду, и в церковь вхожу, и вижу два гроба без крышек, бок о бок стоят. Ноги-то у меня ослабли, и меня под руки ведут к тем домовинам. Одна-то пустая, а в другой... ты лежишь... неживой. Хотела я от горя своего тут же лечь с тобой рядом, в пустой гроб... — Она умолкла.
— Легла?
— Из твоего гроба огонь вышел, объял тебя и домовину... А я... проснулась от страху.
— Чепуха тебе снится. А на Каянь мне великий князь велит идти. Если всякий станет от государевой службы отговариваться бабьими снами, знаешь, что будет?
— Что? — наивно спросила она.
— Завоюют нас немцы, литвины и татарва.
Над еланью снова закаркало. Две вороны бранились, кружа низко, ниже верхушек елей. Грай делался все пронзительней и будто нечистым потоком лился на землю. Алена, зажмурясь и прикрыв уши ладонями, подползла к Митрию.
— Погоди-ка, вот я их, чертовок...
Хабаров вышел на середину елани. Алена смотрела, как он неспешными движениями будто снимает с плеча невидимый лук, достает из тулы за спиной стрелу, оттягивает тетиву и целится в ворон. При том что-то негромко говорит им, непонятное ей. Гадкие птицы, разразившись напоследок особенно несносной руганью, улетели.
Митрий вернулся, лег, обняв Алену одной рукой.
— Верно ли люди говорят, будто ты колдовать научен? — спросила она, не зная, что хочет услышать в ответ. — От лопских колдунов будто бы уменье взял?
— Врут, — равнодушно бросил он. — Что от дикой лопи взять-то можно, кроме звериных шкур и мехов?
Девица немного успокоилась. Но темные мысли, разворошенные воспоминаньем о давешнем сне и воронами, все не стихали.
— Как же ты додумал в этот ельник меня звать? В Колмогорах да на Курострове все знают, что здесь своим богам чудь поклонялась. Капище тут было. — Алена села и огляделась, зябко скукожась. Утро уже выцветало небо над ними лазорью, но тепло еще не разошлось по земле. Или его не пропускала замшелая еловая стража. — Быват, где-то тут стоял идол серебряной, а то ли золотой, и мазали его кровью жертвенной.