«Что-то было прозёвано, – сокрушалась мать, – где-то чувствовался с моей стороны какой-то промах в ответственном воспитании незаурядного ребенка».
Ее потянуло на родину. И вдруг всполошилась вся русская колония. «В Россию, в Россию…» – было у всех на устах.
Валентина Семеновна не любила долго размышлять. Быстро собрались и двинулись в путь.
Из Парижа Серов увозил девятнадцать альбомов. Не прошло и года с тех пор, как он повез туда из Мюнхена альбом с надписью «Тоня Серов. № 3». И вот за несколько месяцев их прибавилось еще шестнадцать.
Альбомы сделались его страстью. В Париже, заходя с матерью в магазины, он уже сам выбирал их себе; альбомы были различной величины и с различной бумагой: то гладкой, то шероховатой. Эта страсть осталась у него на всю жизнь.
Из Парижа ненадолго заехали в Мюнхен; Валентине Семеновне нужно было увидеться с Леви. А Тоша был рад встрече с Кёппингом и Риммершмидтами. Его маленькие почитатели с горящими от восторга глазами разглядывали альбомы и то и дело издавали возгласы удивления:
– Какая лошадь!
– Совсем как живые!
– Но ведь ты настоящий художник!
Тоша, раскрасневшийся от удовольствия, показывал им все новые и новые листы: парижских лошадей-першеронов, кошек, собак, русскую тройку, ковбойских лошадей, нарисованных во время чтения Купера и Майн Рида, сороку на ветке, кролика. Дошли до листов с изображением зверей, и он с увлечением рассказывал, как в парижском зоопарке слон обхватил его хоботом и посадил себе на спину. Его друзья слушали, удивлялись и были уверены, что он побывал не только в Париже, но и в Лондоне и вообще объехал чуть не полсвета.
Рад был за своего ученика и Кёппинг. Он-то отлично видел, какие успехи сделал в рисовании его Валентин за какие-нибудь восемь-девять месяцев. Да, Валентин отлично рисует животных, но едва ли не лучше он рисует и людей. Отличные портреты, замечательно схвачены характерные черты. Одно лицо Кёппинг узнал: ну конечно, это мать Валентина! А кто эти дамы и господа?
Серов объяснял: этот господин с редкой бородкой – Репин, а эти дамы приходили к Репину позировать для картины «Парижское кафе», а эти господа – посетители кружка Боголюбова. А эта композиция – «Садко». Репин писал своего «Садко», а он, Тоша Серов, – своего.
В конце июня Серовы уехали на родину.
Россия встретила по-русски: гостеприимством Саввы Мамонтова, с которым они познакомились в Риме, обильной едой и безалаберностью.
Хоронили музыканта Ферреро. Вернулась из-за границы вдова композитора Серова. Эти два события были перепутаны, и в газетах появился некролог о смерти В. С. Серовой. И тотчас же полетели из-за границы письма – из Сорренто от Антокольского и из Парижа от Репина – с соболезнованиями и тревожными вопросами: что с мальчиком Тошей? Каждый предлагал усыновить его, взять на воспитание…