– Знаешь, он только что встал, не выспался, больной, лицо зеленое.
Эта картина и другая – «Кубок большого орла» – как бы две стороны одной медали: Петр – строитель, реформатор и Петр – деспот.
Вот он во вновь отстроенном загородном дворце в Петергофе; он, казалось бы, должен был отдыхать здесь, недаром же он создал здесь столько водных забав, а дворец назвал Монплезир: «Мое удовольствие». Но он не может отдыхать. Раннее утро, а уж он вскочил с постели и, едва успев натянуть шаровары и сунуть ноги в огромные свои башмаки, пересек неубранную комнату, подбежал к окну, растворил его и взглянул на море.
Вот оно, окно в Европу! Свершилось! Давно ли он мечтал о том, что флотилии будут плыть в эти воды… И вот они прибыли. Стоят на рейде суда русские и иноземные, суда, избороздившие моря и океаны, возившие пряности из Индии и чай с Цейлона, суда, которые видел он молодым царем, молодым работником в Голландии и Англии, сегодня стали на якорь в его морях, в российских водах.
Где уж тут до плезиров!..
Впрочем, нет. Он любит развлекаться. Делу – время, потехе – час. Но какие у него потехи! Европа открылась ему одним лишь боком.
«Кубок большого орла» – какая это дикая потеха, пожалуй, похуже, чем в юности с боярином, слетевшим с коня на царской охоте. «Кубок большого орла» – это огромнейший сосуд, который, наполненный вином, должен был осушить, на потеху и на страх всем, неудачник, опоздавший на царскую ассамблею.
И вот царь Петр, огромный человечище, самолично насильственным образом льет в глотку молодому дворянчику эту огромнейшую чару вина. Впрочем, не чару, конечно, а кубок. С чарами распрощайтесь, господа бояре, отныне велено чары называть кубками…
И это ничего, что кубок превышает размер любого желудка – в том-то и состоит потеха. И несчастного подданного великого государя не спасет ничто: ни желание угодить царю, ни присутствие дам. Да что там дамы! Тут же рядом с Петром молодая царица только ухмыляется, глядя на Петрушины забавы. И то-то будет хохоту, когда птенчик, не допивши вино, упадет на месте как подкошенный.
И наконец, третья картина: «Петр I на работах». Вот здесь наиболее полно слиты обе личности Петра.
И здесь показаны страдания народа, несчастного русского народа, на костях которого построил московский царь и Петербург, и Российскую империю.
Первая мысль этой картины появилась у Серова в 1907 году, тогда же, когда он писал «Петра I на постройке Петербурга». Тогда он сделал рисунок Петра, грозящего кулаком. Этот рисунок стал основой будущей картины.
Царь проехал по дороге. Он огромен, он едва помещается в своей субтильной таратайке. Обернувшись, со свирепым выражением лица грозит он палкой зазевавшемуся мужичонке. А другой мужик, изможденный, с длинной нечесаной бородой, со всклокоченными космами, выбиваясь из последних сил, катит тачку