– Она вдова. Тянет придорожную харчевенку, которая осталась от мужа. Ох, Эмили, она ведь даже не знает пока, кто я.
– Это как?
– Знает только имя. Про остальное я не говорил.
– Значит, она влюблена в вас, а не в ваше состояние, – заулыбалась Эмилия и снова обернулась на треньканье струн. – Отец, это все, зачем вы меня звали? Я могу бежать?
– Тебе сейчас только бегать. Ступай. Вернется твой муж, я с ним поговорю.
– Это уже к вечеру.
Эмилия скрылась в коридоре. Робин замер, не дыша. В любой миг Мазеру могло вдруг прийти в голову закрыть дверь. Но торговец, взглядом проводив дочь, стал медленно спускаться по лестнице. Еще через минуту Робин услышал, как Мазер внизу приказал – уже по-саксонски – оседлать гнедую кобылу.
Надо было выбираться. Как устроен дом изнутри, он примерно понял. Но теперь расположение комнат было ему уже и не нужно – теперь Робин понял, как можно отомстить. Никогда прежде он не видел Зигфрида Мазера таким сияющим и таким счастливым. Робин пытался вспомнить молоденькую вдову, хозяйку харчевни, но никак не мог сообразить, о ком речь. Он знал веселую разбитную вдовушку, что держала маленький постоялый двор возле Эдвинстоу. Звали ли ее Розалиной? Нет, он бы точно обратил внимание, имя-то редкое. А она то ли Мэри, то ли Кэтти, что-то в этом духе. Робин, хоть и пользовался не раз пылкостью той вдовушки, сейчас никак не мог вспомнить имени. Но точно не Розалина. Да и лет ей давно за тридцать, если не все сорок. А возлюбленной Мазера должно быть около двадцати.
Он осторожно высунулся из-за двери, прислушиваясь. Снизу доносились голоса, шум, потом кто-то крикнул, что лошадь готова. По полу быстро простучали сапоги, громыхнула дверь, и все стихло. Из комнаты в конце коридора по-прежнему слышалось треньканье струн и бархатный голос леди Эмилии. Робин выскользнул на лестницу, стремительно юркнул в проход, ведущий к кладовке, осторожно выдохнул. Кажется, никто его не заметил. Он метнулся в кладовку и, оказавшись в кромешной мгле, споткнулся о какую-то метлу и с грохотом полетел на пол. Метла упала следом, огрев его по спине, за ней с полки свалился горшок. За дверью затопотали чьи-то башмаки. Робин вскочил и бросился к черному ходу – направление он помнил хорошо. Через миг он уже был снаружи, еще через миг отскочил в сторону от дома и с совершенно равнодушным видом прошел мимо. Слышно было, как в кладовке кто-то возится и ругается.
Робин, не ускоряя шаг, направился к постоялому двору, где оставил коня и оружие – лук и меч. Скула, которой он приложился к полу, начала опухать. Он пощупал затылок – волосы стали мокрыми и липкими от крови. Еще повезло, что горшок был глиняным. Мог бы оказаться и чугунным. Алан наверняка слышал грохот внизу и все понял, но он так напуган, что точно никому ничего не расскажет.