Зря она так вчера. Такое и на родном-то языке трудно сказать, а уж на неродном… Мало ли, как для Эскиля прозвучали ее слова? Надо подойти и извиниться после тренировки – но он ее в упор не замечает. Но цветы же вчера отдал? Но у него и так были заняты руки, понятно, что хотелось поскорее избавиться от тяжелого букета. А она-то, дура, уже каждый цветочек по сто раз перецеловала.
Эскиля на стадионе не видно, он мог укатить наверх, за часовню, или через дорогу в лес по самой длинной петле, – кто ж его знает, что у него в планах на сегодняшнюю тренировку. Но рано или поздно он вернется к своему рюкзаку. Обычно он катается пару часов, так что у Лиды полно времени. Она еще раз смотрит по сторонам, потом решает проверить, есть ли какие-то новости после вчерашней эстафеты, и, достав телефон, быстро проглядывает норвежские спортивные сайты.
Прямая речь от самого Эскиля – сделал все, что мог в такой ситуации. Осторожные слова тренера сборной – не впечатлил, но, может быть, мы дадим ему еще шанс, время пока есть.
Что значит не впечатлил? Лида еще раз пролистывает материал. Может, она чего-то не поняла? Или вчера видела другую гонку?
Она совсем замерзла, но боится отойти и проворонить Хальворсена. Да и уйти греться некуда, тут только пресс-центр, куда ее без аккредитации не пустят. Правда, наверху есть теплое фойе лыжного музея, вот там она и погреется на обратном пути к метро. Там и кофе есть, но тут Лиде придется подождать – у нее осталось ровно девяносто крон, как раз на вечерний поезд до аэропорта. Ну ничего, в самолете дадут и кофе, и бутерброд. Несколько часов она протерпит.
Вокруг начинается суета – готовятся к женской эстафете. Самих спортсменок еще нет, но на трассе появляются сервисеры, а возле микст-зоны телевизионщики выставляют свет для быстрых интервью после финиша. Лида замечает знакомую женскую фигуру – слишком тонкая талия, слишком крутые бедра, облако черных кудрей. Интересно, она их хоть когда-нибудь собирает в хвост? Нет, вряд ли, – будь у нее самой такие роскошные волосы, Лида бы тоже носила их только распущенными.
Иселин останавливается в нескольких метрах от нее, видимо, отвечая кому-то на сообщение. В одной руке – телефон, в другой – распечатанный старт-лист женской гонки.
– Видела? – Эскиль Хальворсен тормозит возле журналистки так резко, что морозный снег разлетается в стороны. – Новые совсем, – кивает он на лыжи. – Пока не серийные.
– Слушай, инженеры «Россиньоля» от тебя еще не вешаются?
– Ну, бывает.
– Ты такой же чокнутый на лыжах, как и на машинах, и на том, чтобы выигрывать, – Иселин убирает телефон, ее зеленые рысьи глаза вдруг загораются. – Чокнутый, точно. «Женщины, лошади, власть и война», – усмехается она. – Все, побежала, сейчас Стине с девчонками подтянется, надо успеть всех записать.