Она просматривает статью – материал написан по-английски, но даже Лидиного чахлого английского хватает, чтобы в общих чертах понять, о чем речь.
Томми пишет о Хальворсене, о том, что на чемпионате мира и вообще в лыжных гонках делать ему уже нечего. Материал опубликован утром. Еще до победы Эскиля на тридцатке, но никого из многочисленных комментаторов эта победа почему-то не смущает, – статью уже всюду процитировали, и даже приличные спортивные сайты успели ее разместить.
В материале Томми говорит, что положиться на Хальворсена уже нельзя, – пусть ему и удается несколько гонок за сезон, но в любой момент он может дать сбой и провалиться, причем провалиться гораздо сильнее, чем молодые ребята из команды. Лида читает, продираясь через английский текст, и кусает губы.
Это… нет, но ведь любой может провалиться!
Томми вспоминает все яркие срывы последних двух лет, все гонки, где не хватало сил, – те, где совсем не получалась последняя часть, и те, что не получались все, от начала до конца. Таких и правда было много. Про яркие и удачные гонки в материале, конечно, нет почти ни слова, – лишь вскользь упоминается, что они тоже были. Когда-то. Зато все провалы подробно и со вкусом описаны. Ну, Лиде кажется, что со вкусом, – оценить уровень текста на английском она не может.
И про болельщиков Томми тоже не забыл. Что их все меньше.
Неужели из-за этого материала Эскиль так злился? Лида еще раз пролистывает статью на телефоне. Нет. Может, он ее и видел, и даже наверняка видел, – но, во-первых, у него уже давно должен быть заслон на такие вещи. А во-вторых, он же был очень весело настроен до гонки. По-боевому, собранно, но очень весело.
Что-то случилось на трассе, – что-то, что его страшно разозлило, даже почти взбесило. Лида видела, как он через силу улыбался фотографам.
Она поднимается к барной стойке за новой чашкой кофе – и почти сталкивается с Хальворсеном, который выходит из лифта.
– Привет снова, – Эскиль смеется, но все равно видно, что он словно на взводе.
– Привет. Ты… слушай, прости, я знаю, я не должна такое говорить… не читай всю ту чушь, что о тебе пишут. Не принимай близко к сердцу. Ты самый лучший.
– Тьфу, да забей, – вот теперь он смеется почти по-настоящему. – Нашла из-за чего переживать. Пусть пишут, что угодно.
Лида оборачивается к холлу и смотрит на дальний столик, где с планшетом устроился Томми.
– А мне обидно такое читать, – признается она.
– Я знаю. Забей. Эй, не смотри на него так, ты его взглядом сейчас сожжешь. Все, счастливо. Мне надо идти, – улыбается он и направляется в большую переговорную комнату, куда уже подтягивается остальная команда. Похоже, у них какое-то общее собрание, куда прессу не зовут. Ни Томми, ни другие журналисты, которых Лида уже знает, в переговорную не идут. Но и из холла никто не уходит.