Свирель Марсиаса (Шутеричи) - страница 14

То, что я вам расскажу сейчас, много раз мне потом рассказывал Дьок, с семьей которого я по сей день очень дружен.

Петри приехал учительствовать в Тушемишт после моего отца, когда того перевели в Эльбасан. Он жил там с 1904 года. Это были времена турецкого владычества. Турки запрещали учиться на албанском языке, албанских школ не было вообще, и дети могли посещать только турецкие и греческие школы. Наши родители тайно учились читать и писать на родном языке. В Тушемиште в школе изучали греческий. Его преподавал мой отец, потому что и он в свое время учился в греческой школе. То же самое можно сказать и о Петри — нашем родственнике. Но они тайно обучали детей родному языку. Не только детей, но и взрослых. Дьок тоже так изучал албанский. Он держался сперва заодно с греками, потому что учился в греческой школе и вбил себе в голову, что раз он христианин — значит, он грек, а не албанец. Представляете себе, насколько мало способен был он тогда к разумным рассуждениям! И причиной этому была греческая пропаганда в нашей стране.

Деревенские учителя, мой отец и дядя, сделали из Дьока настоящего албанца.

Петри, двадцатилетний парень, еще не был женат. Он очень любил бродить по горам и равнинам. Охотился неподалеку, на болоте Блата Старова, где водилось много диких уток, гусей, пеликанов и вообще какой угодно птицы, удил рыбу на озере или купался там целыми часами. Купался он не только летом, но в любое время года, даже когда озеро покрывалось льдом.

И вот однажды Петри заболел тяжелой формой плеврита. Неделю или две он пролежал в Тушемиште без врача и лекарств, потому что врача и лекарств не было ни в деревне, ни в Поградеце. Когда он стал совсем плох, его положили в лодку и отправили в Охру, где были и врач и лекарства.

Но спасти Петри уже не удалось. Недели через три ему стало еще хуже, и он понял, что умирает. Тогда он попросил скорее отправить его обратно в Тушемишт: там хотелось ему навсегда закрыть свои очи.

Мне часто вспоминается рассказ Дьока о том, как они опять положили Петри в лодку и повезли в деревню.

Стояла ночь, говорил он, зимняя безлунная ночь. Но она была светлая, в небе сверкало множество звезд. Поверхность озера была совершенно гладкая, и цвет воды был такой же темно-голубой, как и небо. Вода и небо казались страшными в эту ночь, рассказывал Дьок.

Петри положили в лодку на большой матрас, обернув в простыню и ватное одеяло. Голова его лежала на двух высоких подушках, чтоб он мог все видеть. Два фонаря, прикрепленные к мачте, освещали дорогу в ночи. Без них лодка рисковала столкнуться со скалой, да, кроме того, сопровождающие могли бы не заметить, как умрет больной.