Мама сказала:
— Послушай меня, сын: нарядись невестой. Мама наденет тебе шаровары в цветах, рубашку с золотистой бахромой. Мама тебе приделает косу, а головку повяжет шелковым платком. Мама тебя попудрит, напомадит. Ты у меня будешь просто куклой! Вся Корча станет удивляться, когда ты пойдешь, — такой ты будешь красивый!
Я поссорился и с матерью, потому что не хотел быть невестой, чтобы товарищи смеялись потом надо мной. Три дня подряд с досады не выходил я из дому — можете себе представить, до чего же я был зол!
А до карнавала оставалось всего три дня!
Мама сказала:
— Ну будь попом, несчастный ты мой!
Я умел напевать на церковный лад и креститься. Почему мне не стать попом?
— Хорошо, мама, буду попом! Пусть товарищи позлятся!
Отец пошел скорее на базар и принес бумагу всех цветов. Мама разрезала ее и сшила очень красивую рясу.
Когда я надел эту рясу, выяснилось, что я действительно похож на попа.
Я бормотал себе под нос молитвы и крестился, а отец с матерью помирали со смеху. Вот так ряженый!
Мы долго смеялись и играли. Вдруг меня осенило:
— А почему мне не стать епископом?
— Но где взять митру? — сказала мама. — Где взять жезл с рукояткой, как змея? Будь лучше попом.
— Я буду епископом, мама, буду!
— И так хорошо, голубчик мой. Что тебе вздумалось быть епископом?
— Хочу быть епископом! — настаивал я. — Хочу!
Отец опять пошел на базар и купил картон, а мать сделала разноцветную митру. Она взяла трость отца, обернула ее бумагой, и получился епископский жезл с рукояткой, как змея.
Я надел рясу, митру и взял в руки жезл. Чем не епископ?
— Вот теперь я ряженый, теперь я ряженый! — закричал я радостно. — Ребята лопнут от зависти!
— Как бы тебе не захотелось еще стать патриархом, — сказал отец рассмеявшись.
И до прихода карнавала я жил одной заботой: как я буду носить митру и жезл, как буду складывать руки, давая благословение, как изменю свой голос, напевая молитвы.
— Мир вам всем! — говорил маленький епископ, благословляя отца с матерью.
— Мудро глаголешь, о праведный! — отвечал отец за попа.
— Мир тебе и благословение, святой отец! — говорила мать, целуя мне пальцы руки, и дом сотрясался от нашего веселья.
Наконец карнавальное воскресенье наступило!
Ночью послышался барабанный бой. Самыми первыми вышли ряженые с невестой, одетой в фустанелы и сидящей на осле. Потом шли по порядку другие ряженые, тоже в фустанелах, с ятаганами и старыми кобурами у пояса, с толстыми цепочками от часов на безрукавках, черными платками, повязанными на головах, в расшитых черной тесьмой белых штанах и башмаках с кисточками. Шли паши и беи в красных фесках с черными кисточками, спадавшими на плечи, с орденами и саблями. Шли краснокожие индейцы, полуголые, несмотря на то что стояла зима. Шли старые ведьмы, люди с большими головами и кривыми шеями, люди высокие, как дома, с чубуками в размах руки. Шли, взявшись за руки, дамы и господа, одетые по моде, в белых летних костюмах, мужчины с цилиндрами на головах.