– И что же вы не переживаете по поводу наследников? – спросил сэр Бенедикт. – Вряд ли можно ожидать их от женщины в возрасте Анфисы Ксаверьевны.
– Ну а что мне переживать? Наследниками я себя уже обеспечил, хоть и не так основательно, как Калина Ипатьевич.
– В каком смысле?
– У меня ведь трое отпрысков – плоды мимолетной страсти… вернее, страстей. Подрастут – выберу самого смышленого и официально признаю своим. Знаете, это большое заблуждение – заводить детей сразу в семье. А вдруг получившийся из них взрослый вам не понравится? Мой отец, к слову, меня терпеть не может, но вынужден. Нет-нет, вы не подумайте, я всех обеспечу и в обучение отдам, но им, по крайней мере, будет ради чего стараться.
– Никогда не думал об этом в таком ключе, – честно признался Брут, до глубины души пораженный тем, что кто-то сумел превзойти его в цинизме своих высказываний и поступков.
– Тпр-р-ру! – вдруг звучно перекрыл их беседу возница. – Приехали, барин!
Модест Дионисович подскочил, словно каучуковый мячик.
– Я знаю, это не ваш привычный круг общения, но здесь собираются все первостатейные купцы Князьгорода, не чета Маслову, постарайтесь понравиться, – наставительно сказал он доктору.
– Мне нужно не понравиться, а запомниться. И для этих целей я предпринял некоторые приготовления. – Сэр Бенедикт любовно погладил прихваченный с собой саквояж.
VII
Дом купеческого клуба был старым, основательным. Толстые стены, возведенные несколько веков назад, держали плоскую крышу. Внутреннее убранство соответствовало. Надо отдать должное вкусу хозяина: никто не пытался ставить под окна, мало чем отличающиеся от бойниц, воздушной мебели на гнутых ножках и прикрывать простые беленые стены золочеными в розанчиках обоями.
Прямо с порога неподготовленного гостя сбивал с ног и клал на обе лопатки съестной дух. И если бы не стоявший в просторном зале гвалт, стало бы отчетливо слышно, как сэр Бенедикт, рыцарь Британской империи и известный в определенных кругах криптозоолог, сглотнул набежавшую слюну.
Клуб содержался сытно и честно: дубовый, способный вынести любое изобилие стол, знаменитые на весь Князьгород поросята в яблоках и рубленые, словно из одного кирпича со стенами сделанные, завсегдатаи.
Правда, то тут, то там среди парадных красных и синих рубах, подпоясанных расшитыми кушаками, которые, казалось бы, уж лет как с десяток повывелись на городских улицах, мелькали темные, по последней моде скроенные визитки.
В первые же минуты Бенедикт Брут с неудовольствием обнаружил, что ничей взгляд на его персоне не останавливается. Смотрели на него осоловевшие от расстегаев и наливок купцы, смотрели, да не присматривались, принимая за одного из дельцов в черных сюртуках.