I
На углу Аптекарской и Красной улиц стоял занятного вида молодой человек. Несмотря на одежду рабочего, он держал в руках свежий «Заречный листок» и с такой внимательностью изучал последнюю страницу, что случайным прохожим оставалось только делать абсурдный вывод: трудяга читает. То был Лутфи Кусаев – юноша действительно грамотный, но при этом, к сожалению, патологически безработный. Самое обидное, что не слыл Кусаев ни лодырем, ни дураком, не тащил всего, что плохо лежит, не болтал о чем не следует – оттого даже умение читать не портило общей положительной картины. Но между тем любой лентяй и мошенник вокруг был при месте, один Кусаев оставался не у дел. И все из-за маленького Лутова секрета. Не секрета даже, а физиологической особенности, прознав про которую нетерпимые хозяева тут же вышвыривали его за дверь. Хотя об этом чуть позднее, сейчас заглянем парнишке через плечо (пусть воспитанные люди так и не делают, но с героями книг можно не церемониться) и прочтем короткое рекламное объявление.
«Требуется камердинер. Обращаться по адресу: Пекарский пер., д. 21, боковой флигель. Спросить доктора Бенедикта Брута», – в который уже раз перечитывал Лутфи, старательно шевеля губами. Доктор – это прекрасно. Врачи спокойны, аккуратны, обстоятельны и образованны, а хозяева-врачи к тому же еще и бесплатны. Да и жалованье иностранец поставит больше, а многим национальным русским слабостям не подвержен. Одно только смущало в этом кратком объявлении – загадочное слово «камердинер», и поэтому, в нерешительности потоптавшись на месте минут пять, Кусаев отправился к самому мудрому из своих знакомых.
Дядюшка Абади держал мелочную лавку, в которой среди прочего товара затесалась полочка с книгами, а оттого слыл человеком просвещенным и собирал у себя не только покупателей, жаждущих шпилек и мыла, но и таких «искателей истины», как собственный племянник.
– Ну что ты меня без повода отвлекаешь? И таракану понятно, что камердинер – это слуга по-ихнему, по-иностранному! – В раздражении дядюшка замахнулся на Кусаева ножницами, приготовленными для резки шпагата. – Брысь! Не мешай!
Лутфи уже повернулся к двери, когда в сложной душе лавочника вдруг трепыхнулись родственные чувства. Сын троюродной сестры как-никак. В лавку к себе его такого, конечно, не возьмешь, но дать совет – не то что с рублем распрощаться.