Мужчины в их матрице, коли о них заходил разговор, были сплошь перспективными, а за их неясными образами очерчивалось богатое на новые краски будущее.
Такие девки почти не матерились и часто украшали свою речь англицизмами. Они обсуждали не только разводы звезд и чьи-то дорогие шмотки, но делились впечатлениями о книгах и фильмах, некоторые даже ходили в театр.
А еще они (и это почему-то больше всего поражало Катю) носили приятные к телу удобные трусы, а не дешевые кружевные стринги из Катиного средневековья.
Контраст, с которым ежедневно сталкивалась Катя, был даже не столько во внешних различиях, дворовых и училищных, сколько в отсутствии у дворовых каких бы то ни было амбиций. Будущие медсестры, многие из которых также выросли не в самых обеспеченных и благополучных семьях, были любопытны до большого мира, а дворовые все поголовно, добровольно заперев себя в средневековье, шли по накатанной предками дорожке.
Катя чувствовала себя везде чужой, полезной только в моменте, ненужной самой себе.
Угрюмая задушевность дворовых, их скорые радости и печали, их лень, мелочность и узость взглядов отзывались в ней сосущей тоской.
Девок же из училища она побаивалась, будто ощущая отграничивавший ее от всех круг, мешавший шагнуть навстречу одной из ярких птичек, с кем хотелось по-настоящему сблизиться, ведь в это понятие —«сблизиться» – Катино пугливое подсознание вкладывало нечто большее, чем заумную болтовню и походы в театр.
Решение оставить плод было во многом эгоистичным.
Появление ребенка, принадлежавшего (как она полагала) ей одной по крайней мере в ближайшие восемнадцать лет, открывало дверцу в новый мир, где ее существование приобретало безусловную ценность.
Беременность протекала тяжело. Не только Катино тело, но и грубоватое, с отцовскими чертами лицо в первом же триместре приобрело непроходившую отечность, начались проблемы с желудком и зубами.
Когда живот уже было не скрыть под одеждой, дворовые кумушки всех возрастов начали заваливать ее вопросами и тут же давать непрошеные советы.
Мать с отцом, будто не самые приятные соседи по коммуналке, все так же ежевечерне толклись на кухне, смотрели ток-шоу, выкрикивая что-то телевизору, теперь уже втихаря, чтобы не злить беременную, пили водку и чуть меньше ругались.
Училище, которое Катя продолжала посещать до восьмого месяца беременности, стало для нее отдушиной. Погружаясь с головой в теорию и практику сестринского дела, несмотря на свое положение, она не только не уставала, но и напитывалась необходимой энергией, которую родное средневековье умудрялось высосать за какой-нибудь пятиминутный разговор.