— Зачем ты врёшь?
Я тихо ответила:
— Потому что ты хочешь, что бы я врала. Тебе не нужна моя правда.
Мужчина вдруг улыбнулся:
— Я ведь, кажется, запретил тебе строить догадки про наши отношения? Теперь к этому запрету добавляется еще один: тебе запрещено решать, что я хочу, а чего не хочу, — сказал он, а потом неожиданно добавил, как будто мыслил вслух: — Ты не можешь быть настоящей, таких женщин не существует.
— Поверь, таких как я миллионы, потому что я самая обычная неуверенная в себе двадцати семилетняя трусиха.
— Трусиха бы не решилась лечь на стойку бара и заняться при всех сексом.
— У меня не было выбора.
— Выбор есть всегда, и я рад, что ты сделала свой, — он улыбался еще пару секунд, а потом стал очень серьезным, и от его тихих слов меня пробил жаркий озноб: — А теперь встань на колени, маленькая саба, и признайся своему доминанту, почему терпела боль от него. Скажи правду.
Я удивленно уставилась на мужчину.
— Снова, наша глухота, саба?
Я не понимала, что происходит. Что он хочет от меня. То он заставляет сказать «Красный», чтобы отделаться от меня, то говорит, что не хотел, чтобы я уходила. То предлагает мне вступить в отношения с другим мужчиной, то требует, чтобы я открыто призналась в своих чувствах к нему. Весь этот сумбур, наверное, читался на моем лице, потому что мужчина взял меня за руку и тихо объяснил:
— Дженни, если сабмиссив говорит «Красный», это не означает, что отношения закончены. Это только сигнал доминанту, что нужно на время остановиться и выяснить, что нижнего в данный момент не устраивает. «Красный» не конец отношений, «Красный» небольшой перерыв, чтобы во всем разобраться. Понимаешь?
Я неуверенно кивнула, в очередной раз, называя себя «идиоткой». Он не хотел со мной расставаться, он просто учил меня быть с ним откровенной. Этот жестокий урок я запомню на всю жизнь.
Мое лежащее сердце сделало несмелый вдох. Мужчина тихо повторил:
— Встань на колени, маленькая саба, и признайся, наконец, в своих чувствах. Я все еще жду.
Мое сердце сделала второй вдох, уже уверенней, и я медленно опустилась на колени, держась за руки своего верхнего. Меня совсем не заботило, что сейчас день, что я посреди двора жилого дома, что меня может увидеть кто угодно. Я подняла глаза на своего мужчину и тихо сказала:
— Я терпела, потому что влюблена в своего доминанта.
— Я тоже влюблен в тебя, Джени, — ответил Мастер Шон. — И хочу, что бы ты была со мной. Чтобы ты была моим сабмиссивом. Хочу называть тебя своей нижней, своей маленькой сабой.
Я хотела того же и мне было не важно, как долго это продлится: год, пять лет или пять дней, всю жизнь, или закончится завтра. Сейчас я хотела быть с ним. И я буду с ним.