— Не пугайся, наказывать тебя или определенным образом прикасаться никто не может, — сказал он и уточнил: — Без моего разрешения.
— Определенным образом? — покраснела я.
— Интимно. Простое пожатие руки или прикосновение к плечу приемлемо.
Я вспомнила «захват» бармена скандинавского бога, когда подошла не вовремя, и успокоилась. Значит ничего запрещенного.
— Что еще? — спросила я, подавив зевок.
— Это основное, мелочи по ходу. Тебя всё устраивает?
— Да.
— Тогда последнее и главное: ты принадлежишь мне. Это значит, что если я хочу тебя видеть, моё желание закон. Ты бросаешь все дела, и мы встречаемся.
— А если я занята чем-то важным и не могу оторваться, например на работе.
— Ты говоришь мне об этом, и мы решаем вопрос.
— Решаем вопрос?
— Да. Или я жду, пока ты освободишься, если дело действительно срочное, или ты переносишь его. В любом случае сначала наши отношения, а потом всё остальное. Понятно?
— Понятно.
— Приемлемо?
— Приемлемо.
— Тогда сегодня ты ночуешь у меня, — сказал он и начал открывать дверь.
— Как у тебя? Я ведь…
— У тебя важная рабочая встреча на рассвете? — обернувшись, строго прервал меня мужчина.
— Нет, но, — я оборвала фразу, наткнувшись на его тёмный взгляд. — Мы уже начали?
— Мы не заканчивали, — пояснил он. — А начали мы у барной стойки Клуба, когда ты спросила, почему тебя заставили разуться при входе.
Я вспомнила свою первую фразу, сказанную Мастеру Шону, и признала правдивость его слов. Да, начали мы именно тогда. Хотя нет, неточность. Первой моей фразой (а точнее словом) сказанным этому мужчине, было слово «Красный». Главное, чтобы оно же не стало и последним.
До его дома мы тоже ехали молча. Я так и осталась сидеть на заднем сидении, команды «пересесть вперед» не было. За окном мелькали огни ночного города, который в преддверии рассвета субботы и не собирался спать. Мой сон тоже как рукой сняло. В возбуждении от того, что я увижу его дом и буду в нем ночевать, оголило нервы. Машина остановилась возле высокого, современного здания в престижном районе города. Шон (он снова в «него» превратился) помог мне выйти и, не отпуская моей руки, повел за собой. В просторном фойе нас встретил консьерж, больше походивший на вышибалу в ночном Клубе:
— Добрый вечер, мистер Ричардсон, — поздоровался он.
— Добрый вечер, Сэм.
— Здравствуйте, — всё-таки вставила я, не уверенная, что мне можно говорить.
— Здравствуйте, мэм, — поздоровался консьерж.
Так как Шон ничего не сказал и повёл меня дальше, я поняла, что сделала всё правильно. Мы зашли в лифт, и он нажал на кнопку с цифрой «21». Высоковато. Когда лифт остановился, и двери открылись, я увидела просторный светлый холл: на полу лежало мягкое ковровое покрытие, с потолка лился приглушенный свет из ажурных светильников, на стенах висели небольшие картины в латунных рамах. Шик и роскошь. Да, в подъезд моего дома его лучше не пускать. Шон открыл дверь, и мы вошли в его квартиру, загорелся свет и я огляделась. Гостиная была огромной! Большие окна по всей стене с выходом на террасу открывали прекрасный вид на ночной город. Слева находилась длинная барная стойка, а за ней шикарная современная кухня, мечта любой хозяйки. Я не смогла представить этого мужчину в фартуке у плиты, поэтому решила, что кухней нечасто пользуются. Справа вверх поднималась широкая винтовая лестница, соединяя первый и второй этажи. По центру гостиной располагался необъятный диван и много удобных кресел.