Она тупо уставилась в пространство перед собой.
– Я искала выход.
Я заявила, что она не знает дороги. Я поняла, она говорила не только об побеге из туннеля, но и обо всей этой безвыходной ситуации, в которой мы оказались. Я задумалась, что бы она сделала и куда пошла, если бы я не обнаружила ее.
Остаток ночи я пролежала, притулившись к маме, чтобы не дать ей уйти, и крепко прижавшись щекой к ее нежному плечу. Я спала чутко, если вообще спала, просыпаясь от малейшего движения. Мне нужно было убедиться, что она не попытается выскользнуть из-под меня.
Но на следующее утро я проснулась поздно, утомленная бессонной ночью. Мамы не было рядом, но я не знала, отодвинулась ли она в сторону или намеренно выскользнула из объятий. Я вздрогнула и села. Но обнаружила ее на другом конце комнаты, она готовила завтрак, как всегда одной рукой придерживая мою сестру. Мое тело обмякло от облегчения. Возможно, она забыла или оставила свою затею.
Потом у подножия кровати я что-то увидела. Это была аккуратно упакованная сумка. Мама собиралась уйти.
Я вскочила как раз в тот момент, когда она прошла по комнате и направились ко мне.
– Что ты делаешь? – потребовала я от нее ответа.
Она передала мне тонкий кусочек картофеля, мой завтрак, второй кусочек спрятала в сумку.
– Забираю ребенка, как мы обсуждали вчера. – Ее голос дрогнул.
– Нет! – Как она могла оставить мою сестру? Впрочем, Баббе Розенберг была права. Это был только вопрос времени – пока немцы не услышали плач и не обнаружили нас. Она не могла здесь оставаться. По крайней мере, больница давала шанс. – Но теперь, без Павла, как ты собираешься доставить туда ребенка?
– Я сама отнесу ее.
– Мама, ты не сможешь. Ты все еще слаба после родов. Дай хотя бы мне взять ее. Я была наверху. Я знаю дорогу.
Она замотала головой.
– Мне нужно отнести ее самой. Я должна увидеть своими глазами, что она в безопасности.
Мои мысли вернули меня на два дня назад, когда, проснувшись среди ночи, я увидела, как мама согнулась пополам над спящим ребенком, словно от боли. – Что случилось? – встревоженно спросила я. – Ты плохо себя чувствуешь? – Я подумала, не возникли ли у нее осложнения после родов и не следует ли мне разбудить Баббе, чтобы помочь матери. – Тебе нужно что-то съесть.
Ей требовалось больше еды, чем у нас было, чтобы поесть самой и накормить ребенка грудным молоком. Она покачала головой и отмахнулась от меня. А потом заплакала, всхлипывая в сгиб руки, чтобы не шуметь. Я никогда не видела, чтобы мама плакала, ни когда мы попали сюда, ни когда мы потеряли моего отца. Увидев ее в самом слабом состоянии, я как никогда испугалась.