Приближаясь к четвертому этажу, я услышала шорох сверху. Тревога усилилась. Кто-то был на чердаке.
– Эй? – позвала я. Я молилась, чтобы это оказалась Ханна за уборкой. Но шаги были слишком тяжелыми, а движения – неспешными.
Анна-Люсия появилась в дверях моей спальни, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, будто после продолжительного подъема, с торжествующим выражением лица.
– Что это? – требовательно спросила она.
В руке она сжимала кулон Сэди.
У меня кровь в жилах застыла. У Анны-Люсии был кулон Сэди с еврейскими буквами. Как она его обнаружила? Обыскав мою комнату. Это меня не удивило. Но я размышляла, что заставило ее отправиться на поиски.
– Ты рылась в моих вещах? Как ты смеешь? – разозлилась я.
Однако здесь Анна-Люсия одержала верх, и она это понимала – ничуть не смутившись, она шагнула вперед.
– Евреи, где они?
– Я понятия не имею, о чем ты? – Я бы никогда не выдала Сэди мачехе.
Внезапно ее глаза засверкали.
– Они евреи, верно? – Хотя я ни в чем не призналась, ее подозрения каким-то образом подтвердились. – И ты им помогаешь. Вот почему ты так усердно расспрашивала о них на моем обеде несколько месяцев назад. Фридрих будет рад узнать об этом.
– Ты не посмеешь! – Я видела, как она размышляет, планируя рассказать об этом своему любовнику-нацисту, точно подсчитывая, какую это принесет ей выгоду.
– Как много всего оставил мне твой отец! Ты, пособница евреев и маленькая любопытная благодетельница. И этот твой брат, чота.
Она назвала его ужасным словом, которым именуют мужчин, которым нравятся другие мужчины.
– Оставь Мачея в покое!
– Ты думаешь, в Париже к геям относятся лучше? – спросила она, зло улыбаясь. Мое сердце заныло при мысли о брате, который был очень далеко. – Вы оба позорите меня.
– Явно лучше тебя, сотрудничающей с этим нацистским отребьем. – Я вызывающе вздернула подбородок.
Она шагнула вперед и занесла руку, словно собираясь ударить меня. Затем она так же быстро опустила ее.
– У тебя есть час, – спокойно объявила она.
– На что? – смутилась я.
– Чтобы убраться. Собирай свои вещи и уходи.
Я растерянно смотрела на нее. Я родилась в этом доме, провела здесь всю свою жизнь.
– Ты этого не сделаешь. Это мой дом. Он принадлежит моей семье.
– Принадлежал. – Я непонимающе смотрела на нее. – На прошлой неделе пришли документы о наследстве твоего отца. Я собиралась тебе сообщить, но тебя же здесь никогда нет, потому что ты бегаешь с этими канализационными крысами, евреями. – Документы были официальным уведомлением о смерти Таты, где сообщалось, что теперь его завещание официально утверждено. – В завещании говорится, что теперь, после его смерти, дом со всем имуществом переходит в мою собственность.