– Хорошо, – наконец сдалась мачеха, уступчивость взяла верх над злобой.
– Мне жаль, но я действительно сегодня не могу, – сказала я, пытаясь придумать оправдание.
– Элла, – процедила мачеха сквозь стиснутые зубы. – Если оберфюрер Мауст настолько добр, что приглашает тебя присоединиться к нам, то тебе следует согласиться. – По ее глазам я поняла, что если я своим отказом поставлю ее в неловкое положение, то серьезных последствий не миновать. – Переоденься и приходи к нам.
Десять минут спустя я неохотно вошла в столовую в чистом голубом платье, с вызывающе мокрыми волосами. Там сидели еще четверо гостей, двое мужчин в военной форме и один в костюме, плюс незнакомая женщина примерно возраста Анны-Люсии. Они не прервали своих разговоров, чтобы поприветствовать меня, когда я вошла. Видя, как эти незнакомцы сидят вокруг того, что когда-то было нашим семейным столом, едят и пьют из маминого свадебного фарфора и хрусталя, я почувствовала, как на меня накатила тошнота. Я заняла единственное свободное место рядом с полковником Маустом и мачехой. Ханна подала мне тарелку с шарлоткой, теплым яблочным пирогом, великолепнее которого я не видела с начала войны. Но кусок пышного теста застрял в горле.
Я отложила вилку.
– Я видела, как сегодня женщина прыгнула с моста в Дебниках, – выпалила я. Раз уж мне приходится сидеть здесь, то можно хотя бы оживить беседу. Другие разговоры разом прекратились, и все головы повернулись ко мне. – Полиция пыталась арестовать ее, и она прыгнула вместе со своими детьми. – Одинокая женщина рядом со мной и Анной-Люсией от изумления прикрыла салфеткой рот.
– Наверное, это была еврейка, – пренебрежительно сказал полковник Мауст. – Был актион, чтобы ликвидировать последних, кто спрятался. – Он знал о тех самых арестах, когда сидел в нашей столовой и ел пирог.
– Спрятался? – спросила другая женщина за столом.
– Да, – ответил полковник. – Когда гетто ликвидировали, некоторым евреям удалось сбежать, в основном в районы вдоль реки.
– Так близко от моего дома! – ахнула женщина. Тогда я поняла, что ее испуганный взгляд был вызван не заботой об арестованных, а скорее собственным благополучием. – Это же опасно! – По ее возгласу можно было подумать, что она говорит о закоренелых преступниках.
Мать с двумя детьми, хотела я сказать. Угрожают существованию нашего города. Разумеется, я этого не сделала.
– Что с ними будет? – вместо этого спросила я.
– С прыгнувшей женщиной? Полагаю, она и ее дети покормят рыб на дне. – Полковник рассмеялся собственной жестокой шутке, и остальные присоединились к нему. Мне хотелось поднять руку и ударить по его жирной физиономии.