Никаких тапочек и халатов! Тем более, ночных рубашек. И сколько можно плакать! Сейчас он обнимет её, почувствует всю…
Может не сомневаться, он покажет, как надо себя вести и кто её хозяин. И что она его собственная до последней клеточки. Если она забыла, он напомнит.
— Ну! Не вижу радости. И не слышу! Иди ко мне. Господи, сколько на тебе одёжек! Не перестанешь реветь, я уйду. Ты не рада мне?
— Что ты! Я так боялась, что ты больше не придёшь!
— Размечталась. Садись и слушай внимательно. Я тебя выкупил! Насовсем. Навсегда. Ни один Луизин мальчик не притронется к тебе, и вообще никто. Только я один. Поняла?
Она смотрела на него и молчала. Слов не было. Он вернулся! Это было важней всего. У женской логики свои приоритеты.
— Если бы ты знала, как мне досталась! Я, конечно, пытался доказать, что от тебя одни убытки, правда же! Что ты скелетик голубенький, и груди у тебя нет, практически. И в постели ты жалкий лягушонок.
Она плакала.
— Нет, я просто утону в твоём болоте. Сейчас всё расскажу и запру тебя в ванной. Покажешь, где она у тебя?
И сам в это время обнимал и вытирал слёзы ладонью.
— Покажешь? Не реви. А Луиза — ни в какую! Говорит, у меня нет новеньких, аукцион устрою, за ней уже очередь. А я говорю — ну, попробуют по разу и вернутся к твоим нормальным девочкам. Она же с ними рядом не стояла. И не лежала, тем более. Ты почему ушла из кухни?
— Запах яичницы…
— Не понимаю, ну ладно. Она ещё барахталась, но я её дожал. Твой договор аннулирован, она составила новый, со мной. Деньги я вернул, и мне тебя передали вместе с залогом. Но там есть пункт, по которому я могу отдать тебя обратно в любое время, когда захочу. Если тебе вдруг покажется, что ты можешь не слушаться меня. Я тебя заберу отсюда, постараюсь прямо сегодня. Будешь у меня тут.
— Правда, заберёшь?
— А ты как думала! Ты теперь совершенно моя собственная. Совершенно, вся! Поняла? Луиза велела, чтобы я показал тебе, сколько я заплатил. Сказала, чтобы я — в рамку и над кроватью. Но ты у меня эту цифру выучишь наизусть. Когда бы ни спросил, сразу. А то запах яичницы! Поняла?
И эта ночная рубашка с тесёмками. В доме есть ножницы? Не плачь. Дай, глазки поцелую, мои собственные. Один мой собственный и другой. Так есть ножницы? Приготовь. Знаешь, кто придумал ночные рубашки? Женоненавистники. И смирительные тоже. Я разрежу эту на мелкие квадратики! И в мусорное ведро.
И посмотрю, что мне дали за мои деньги, а то одна обёртка. А деньги — огромные, деньжищи, можно сказать. Ты у меня самая дорогая женщина в Москве и Московской области. Если решишь, что можешь быть не самой-самой послушной, я тебя возьму вот так за подбородок, и скажу — эт-то что такое, моя самая дорогая женщина в Москве и Московской области? И в Рязани! Если что-то не так, я тебя буду называть — дорогая. И ты сразу, раз, и опять самая-самая. Поняла, будешь самой-самой?