Луиза стояла, затаив дыхание, слёзы были у самого горла.
Алексей, чего только ни повидал за долгую практику. Он был очень серьёзен и только вздыхал коротко.
Потом помог ей перенести вещи. Комната для свиданий была убогой, но чистой. Окно большое, кровать под окном. Выглянула в окно — высоко, это хорошо…
Кровать узкая, но им хватало и дивана. Не застелена, бельё поверх одеяла, две простынки, наволочки, серые с желтизной, с печатями. Положила на холодильник.
— Катя, надо будет всё убрать перед уходом. Швабра с ведром в туалете. А сейчас, чем помочь?
Они вдвоём быстро разобрали сумки.
— Всё, Алексей, спасибо. Постель перестелила, борщ в микроволновке. Скоро приведут Олега?
— Думаю, скоро.
— Спасибо вам огромное за всё. Вы идите, я его подожду.
Как только за ним закрылась дверь, быстро переоделась. Комната выглядела по-домашнему. Постельное бельё — Олег сам выбирал расцветку. И домашний костюмчик с мордочкой забавного зайца на груди, тоже он выбирал. На столе красивая клеёнка. И посуду привезла свою, и салфетки.
Села на стул с ладонями в коленях. Время замерло. Оно замерло на все эти дарованные им дни и ночи.
Встала, когда услышала шаги за дверью.
Вошёл Олег и остановился в двух шагах.
Она бросилась к нему, обняла, замерла. И почувствовала его железные объятья. Наконец, Слава Богу!
Несколько секунд они так и стояли, обнявшись, не говоря ни слова. Потом он опустил руки.
— Дай, посмотрю на тебя. Хорошо, что ты переоделась, в платье я боялся к тебе прикоснуться, царевна. Я и сейчас боюсь, у меня руки — наждак.
— Но это же твои руки!
— Похудела. Но стала ещё красивей, если это возможно. И не плачешь, а я приготовился все три дня тебе слёзы вытирать.
— Что ты, я поплачу дома, у меня будет время. А костюм ты же мне купил, ещё наверху. И тапочки, помнишь?
— Я всё помню.
Катя смотрела на него. Это был другой Олег. Ёжик только-только отросших волос после стрижки. Тюремная роба, вместо английского костюма с фирменной рубашкой, который она привезла ему на венчание. Наверно, это он в сумке у дверей. Потемневшее лицо. И боль в глазах, одна боль, вместо радости.
Проглотила слёзы. Только бы не заплакать. Поклялась, ни одной слезинки в эти драгоценные три дня.
— Давай, буду тебя кормить. Я столько всего навезла! Борщ, сначала борщ.
— Ты варила?
— Нет, тётя Вера. Не представляю, что бы я делала без неё. Вкусно?
— Очень.
Она сидела напротив него и улыбалась. И стол был сервирован, как в лучшем ресторане.
Они словно поменялись местами. В прошлой их жизни она больше молчала, говорил он. Теперь он молчал, а она говорила, говорила, чтобы не слышать его молчания, повисшего в комнате: