Мне бы вроде и жаловаться не на что. Вместо двух рекрутов, я получал сразу трёх — Клаудию, Кианг и Даниэля. И судя по новой информации мне выдали лучших среди иностранных игроков. Но это не отменяло того факта, что я не хотел видеть американку в своей команде. Даниэля же, обливаясь слезами, вчера пришлось уступить Насте. Решение уже было принято, а теперь всё вновь перемешалось.
— Это принуждение, — я вновь вступил в разговор. — Мы слова против не сказали, когда нас отправили сюда и заставили тренироваться. Даже были рады этому. И уж тем более были благодарны, когда нам начали выдавать добротное снаряжение и оружие. Но это МЫ отправимся чёрт его знает куда, чтобы воевать непонятно с кем, ради того, чтобы эта непонятная война не пришла на Землю. И теперь нас принуждают согласиться с решением высоких чинов, которое вносит разлад и вероятно даже несёт вред некоторым командам. И как интересно получается, что эти самые высокие чины остаются на Земле, вдали от межмировой войны.
Топарёв лишь всё сильнее хмурился с каждым произнесённым мною предложением. Мужик он был что надо, он явно сам не рад всей этой ситуации. Но и сделать что-то с этим не мог.
— Ну что ты хочешь этим сказать? — Наконец-то сказал полковник.
— Да просто хочу намекнуть, что если кто-то решил использовать нас в качестве политического инструмента, то мы ведь можем сказать «оревуар» и отправиться в другую страну, где нас не будут принуждать к подобному.
— Да ты понимаешь, что говоришь?! — Топарёв аж стукнул по столу кулаком и поднялся на ноги. — Это практически государственная измена!
— А я не раз и не два говорил всем, в том числе вам и Красюку, что срал я на вашу политику! — Я тоже встал ан ноги и начал горячиться. — Она лишь мешает достижению нашей итоговой цели. И сейчас откровенно политическое решение наносит вред нам! Если им так надо, то пускай сами отправляются в другой мир и рискуют своей жизнью! При всём моём уважении, но вы тоже остаётесь здесь полковник и смеете говорить что-то про измену подвергая при этом нас ненужному риску!
Может и начал говорить что-то лишнее, но я реально был зол. К отдельным словам произнесёнными мною можно было придраться, но говорил-то я правду. Мы будем воевать и вероятно умирать, чтобы как минимум девяносто девять процентов населения Земли не пришлось воевать против неизвестного врага на своей родной планете. У нас было право не только возмутиться этим решением, но даже в принципе отказаться принимать участие в этой войне. Или же найти тех, кто будет ценить нас куда больше. Мы вправе сделать всё ради собственного выживания.