.
Она взяла у меня птичку и протянула дочке. Дейзи цепко сжала фарфоровую фигурку пухлыми пальчиками.
Бывают моменты, когда мне хочется верить, что мы с Ванессой когда-нибудь станем настоящими подругами, но я не уверена, что края пропасти между нами когда-нибудь смогут сомкнуться. Мы с ней можем смотреть на одно и то же, но никогда ничего не увидим одинаково. Детская игрушка – или произведение искусства, хорошенькая птичка – или исторический предмет, бессмысленная безделушка – или нечто, что можно продать, чтобы выжить. Восприятие по самой своей природе субъективно. Невозможно забраться в чужие глаза хоть с худшими, хоть с лучшими намерениями.
Страхи, которые будят среди ночи Ванессу, никогда не будут такими, как мои ночные страхи. Только один страшный сон снится нам обеим. Он настолько ужасен, что пока связывает нас между собой. Это мостик, помогающий нам пересекать пропасть между нами, каким бы хрупким он нам порой ни казался.
Ванесса села в кресло-качалку и прижала дочку к груди. Широкий подол сарафана обернулся вокруг них, словно облако. Дейзи сжала фарфоровую птичку двумя кулачками, поднесла клювик щегла к губам, похожим на лепестки розы, и принялась сосать.
– Видишь? – радостно рассмеялась Ванесса. – Вместо зубного колечка!
Я слышала, как крошечные зубки малышки цокают, соприкасаясь с фарфором, слышала и ритмичное дыхание Дейзи. Голубые глаза девочки, пугающе похожие на глаза ее отца, спокойно смотрели на меня поверх головки птички. Клянусь, я словно бы услышала мысль в голове Дейзи: «МОЕ».
Ванесса заметила, как я смотрю на ребенка, и улыбнулась. – А где Бенни? – спросила она. – Получится отличный кадр.