– Пошли.
Пошли?
Ха!
Да мы неслись к океану не хуже Оджи.
– Куда мы так бежим? – пропыхтела я, продираясь сквозь заросли следом за Эрваном.
– Увидишь, – прилетело в ответ.
Увидела.
Когда водный вихрь уже привычно вывалил нас на белый песок знакомого пляжа, вдалеке, над берегом, появилось странное облако. И оно стремительно приближалось, просто неслось прямо на нас!
Становилось все больше, переливалось радугой, рассыпаясь на разноцветные точки. И вскоре стало понятно, что это огромная стая… попугаев. Пестрых, ярких попугаев-вестников! Долетев, они закружили над Эрваном, снижаясь и галдя.
– Что это? – ошалело моргнула я, отползая подальше.
– Батюшка впечатлен известием, что он не первый додумался до призрачного переноса. И у него возникло по этому поводу несколько вопросов.
– Несколько? – икнула я. – Да тут их…
– Ну, на первый я не сразу ответил, – скромно сказал Эрван. – А отец немного нетерпелив.
Да уж, совсем немного.
– Представляешь, что было бы, не исчезни мы из джунглей так быстро?
Представляю. Мы бы осели там на неделю, не меньше. Оставив начальство разбираться с вопросами, родственниками и попугаями, я ускользнула домой.
С того самого дня вестники всегда летали стаями. Вимфре ехидно предположил, что Эрван решил организовать личную почтовую службу.
Оставшиеся две пары рун никак не поддавались. И не только они. Были еще и те руны, что упорно демонстрировала мне по ночам книга. А наутро я мчалась в ванную, записывала их, традиционно крутила, вертела, прятала блокнот и шла на завтрак, поклявшись себе, что сегодня-то уж точно расскажу обо всем Эрвану. И о символах, и о фолианте. Весь день я помнила о своей клятве, но стоило вечером прийти на пляж, как ее словно бризом выдувало из головы…
Конечно, было здорово сидеть вдвоем на топляке, касаясь теплого плеча плечом, перебрасываться ничего не значащими фразами. Или просто молча смотреть на волны и вдыхать соленый солнечный ветер. Или бродить по мелководью, взявшись за руки…
Так здорово, что не хотелось уходить домой.
Едва переступив порог комнаты, я сразу вспоминала утреннюю клятву и злилась на свою дурацкую забывчивость.
И вот сегодня, разозлившись особенно сильно, я решительно развернулась, промаршировала через гостиную, спустилась по ступенькам и зашагала к хижине Эрвана. Так же решительно поднялась на крыльцо, постучала, рывком открыла дверь, переступила через порог. И моментально забыла, зачем, собственно, явилась.
И дело было не в вопросительно приподнявшихся темных бровях, не в пристальном странном взгляде желтых глаз. Не в расстегнутой наполовину белой рубашке, под которой виднелась смуглая мужская грудь, и не в аппетитной ямочке между ключицами. И не в теплом свете заходящего солнца, что струился через окно и словно облизывал и ладное крепкое тело, развалившееся в кресле, и небрежно скрещенные, вытянутые вперед ноги, и сильные руки на подлокотниках.