— Ну да, — перебил Павел Сергеевич. — И детей привести, чтоб сидели и слушали.
— Нет, это ни к чему. — Светлана положила пресс-папье на место. — Мне просто любопытно. Вы закрываетесь в кабинете, и стараетесь, чтоб домашние ничего не знали. Почему? Уж не скрываете ли вы что-то ужасное?
Виктор и Павел Сергеевич переглянулись.
— С чего ты взяла? — спросил Виктор. — И с чего эти нападки?
Светлана округлила глаза, изогнула брови.
— Это не нападки. Я просто спрашиваю. Если вещи, о которых вы так долго говорите, не представляют собой ничего страшного, зачем тогда держать все в секрете?
Она с застывшей улыбкой смотрела на них. После секундного замешательства Павел Сергеевич ответил:
— Это все делается для твоего же блага.
— Я и не спорю. Но, дорогие мужчины, согласитесь, что тайна никогда не бывает хорошей. За тайной всегда прячут что-то ужасное.
— Не понимаю, к чему ты клонишь, — слегка раздраженным тоном ответил Павел Сергеевич. — У вас, женщин, полно секретов. По твоей логике, женщины постоянно занимаются ужасными вещами.
Светлана вздохнула.
— Я говорю, папа, хоть мне и неприятно говорить прямо — что мой дорогой муж, — она покосилась на Виктора. — Уже целую неделю ходит сам не свой. Витенька что-то от меня скрывает. И мне бы очень хотелось знать, что именно. Потому что скрывать что-то от своей любимой жены — неважно, насколько это ужасно, или мерзко, или что-то еще — есть великий грех, и до добра не доведет.
Она теперь прямо и пристально взглянула на Виктора, и во взгляде ее он увидел вызов.
— Не понимаю, зачем ты сейчас подняла эту тему? Мы могли поговорить об этом после годовщины.
— Нет, не после годовщины! — закричала Светлана; лицо ее исказилось и покрылось красными пятнами. — Я хочу разобраться во всем до годовщины! Хочу веселиться в свой день со спокойной душой!
— Ты выбрала неудачный момент для выяснения отношений, — холодно ответил Виктор. — Ты заговорила об этом именно тогда, когда я был меньше всего готов к разговору. Чтобы застать меня врасплох. Начала с лживых любезностей, потом поставила нас с Павлом Сергеевичем в неловкое положение, решив поразить нас своей проницательностью. А теперь загнала меня в угол. Если ты рассчитываешь добиться чего-то таким способом…
— Я хочу услышать от тебя правду.
— Я скрываю от тебя правду… для твоего же блага.
— Да оставь ты мое благо! Неужели ты думаешь, что мое благо — видеть, как сам себя грызешь?
Виктор молча смотрел на жену. Лицо ее смягчилось.
Она подошла к мужу, обвила его шею руками.
— Милый, — с волнением сказала она. — Что ты скрываешь? Ты изменил мне? Ты больше меня не любишь? У тебя другая женщина?