— А именно? — спросила я и поняла, что мы идем уже вплотную.
Наши пальцы соприкоснулись. Едва заметно, но от каждого прикосновения у меня пробегала дрожь по спине.
Прескот невесело усмехнулся и почесал щетинистый подбородок. Моя кожа еще сильнее покрылась мурашками.
— Оценка зависит от баллов, которые можно набрать только в том случае, если одерживать верх в различных клубных мероприятиях. Еженедельно проводились соревнования по верховой езде, фехтованию… чему угодно. Каждые семь дней набранные очки подсчитывались. Тот, у кого в конце семестра было слишком мало очков, вылетал. Мы с Уильямом посещали клубы по плаванию и по верховой езде. Участие в турнирах со временем превратилось в настоящее соперничество. Нас выбрали старостами, у нас была свита, мы соперничали в течение многих лет. Причиной тому послужили несколько… ладно, сотня тупых пари, заключенных друг с другом, слишком много денег, проверка на мужество, сломанный нос и, вот… теперь у нас машины всмятку. — Он бросил на меня опасливый взгляд, как будто боялся моей реакции.
Я уставилась на парня. Ветка хрустнула у меня под ногами. Прескот вздохнул и промолчал.
— И кто победил? — тихо спросила я.
— Что, извини?
Он моргнул, глядя на меня.
— Между вами была война. Кто выиграл?
Подбородок Прескота напрягся. На лице принца появилась мученическая улыбка.
— Ты сейчас рассказываешь ей про интернат? — спросил Уильям, который внезапно вынырнул из зарослей и окинул нас пристальным взглядом.
У Прескота отвалилась челюсть.
— Да, но это уже совсем другая история, верно?
Уильям усмехнулся, однако не дружелюбно, а довольно едко и зловеще.
— Точно, интернат разжевал и выплюнул тебя непереваренным. Все как в жизни, да, Скотти? Зато мы были полностью подготовлены к встрече с суровой реальностью и, в конце концов, многим ему обязаны, правда?
Прескот посмотрел на Уильяма. Напряжение между парнями сразу возросло, а у меня перехватило дыхание. Какой бы солнечной ни была душа Прескота, на ней имелись тайные черные пятна, о которых я до сих пор не догадывалась. Я дрожала, хотя не ощущала холода.
Прескот оставался для меня книгой за семью печатями.
— Ты знаешь, что мне очень жаль, — тихо сказал он.
Уильям кивнул.
— Но этим не загладить вину.
Мы двинулись дальше, и вскоре я заметила, что торфяная поверхность тропинки исчезла, сама дорожка расширилась, и на земле появился гравий, который захрустел под ногами. Деревья сменились на ухоженные кустарники, а потом показался и загородный дом вроде шале, построенный из камня, дерева и стекла. Панорамные окна сверкали в послеполуденном солнечном свете.