Я смотрел на Эву, и с каждым ее словом становился все мрачнее и мрачнее. Ситуация стала для меня очевидной. В кузине я узнал самого себя, хотя тогда я был гораздо злее.
В прошлом подобный разговор состоялся у нас с отцом, когда меня отстранили от учебы на две недели. По-моему, я натворил что-то совсем дикое.
— Мне очень жаль, Эва. Ты права, наша семья — это вонючая куча навоза, полная невежд и циников. Я и сам недавно понял, что остался совсем один.
Она промолчала, а ее плечи напряглись. Я со вздохом провел рукой по волосам.
— Думаешь, со мной было по-другому? Я столько лет провел в интернате. Я видел семью во время праздников, но не могу посчитать, сколько раз коротал часы в одиночестве… в общем, в какой-то момент я стал тусоваться, выпивать и устраивать вечеринки. Но мне было одиноко. Всегда. К счастью, я поступил в университет и обзавелся приятелями… но мне опять не повезло: именно тогда началось королевское безумие, которое длится до сих пор. Жизнь перестала принадлежать мне. Это наше проклятие, Эва. Мы — тени монархии. Мы ждем, что станем достаточно взрослыми и надеемся быть полезными кому-то. Но мы накрепко связаны с мифом о королевской власти. У нас нет выбора. Мы может превратиться только в марионеток.
Эва издала сдавленный звук.
— Но я не хочу, — прошептала она.
Я проглотил ком в горле.
— Я тоже, — признался я и протянул руки. — Иди сюда.
Эва замешкалась. В ее глазах сгустились и затанцевали угрюмые тени, но, наконец, она сделала усилие и скользнула в мои объятия, немного стыдясь. Я обвил ее руками, как маленького ребенка, прижал к груди и положил подбородок ей на голову.
— Как наша жизнь может быть настолько дерьмовой, в то время как все люди думают, что она идеальна? — пробормотала кузина.
Я пожал плечами.
— Люди глупые, — сухо ответил я, Эва тихонько хихикнула, и я погладил ее по густым кудрям. — Но знаешь, что?
— Что?
— Я твердо убежден в одном: жизнь обременяет нас лишь тем, что мы можем нести. Если мы пойдем дальше и не сломаемся, нас ждет подарок, который компенсирует одиночество и боль.
Эва высвободилась и посмотрела на меня из-под влажных ресниц.
— Что-то вроде родственной души? — с надеждой спросила она.
Я посмотрел на Эву. Она показалась мне хрупкой и беззащитной, и я еще раз убедился, что она еще дитя.
Так что я улыбнулся и кивнул.
— Да, что-то вроде родственной души.
— Сильвер — твоя родственная душа? — оживилась кузина, буравя меня взглядом.
Я вздохнул.
— Хорошо бы.
Было ясно, что Эва ждала более романтичного ответа. Она поджала губы, отодвинулась и вытерла глаза, оставив на щеке темную полоску туши.