Грессеровскій періодъ былъ въ Петербургѣ дѣйствительно временемъ фактической травли евреевъ и тогда, какъ разные игорные клубы и всякаго рода подозрительныя заведенія благополучно процвѣтали въ столицѣ, каждый лишній еврей въ Петербургѣ занималъ особое вниманіе высшихъ чиновъ градоначальства; переписка росла не по днямъ, а по часамъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ увеличивалось число жалобъ и ходатайствъ передъ министерствомъ внутреннихъ дѣлъ, какъ мѣстомъ прибѣжища всѣхъ обиженныхъ петербургской полиціей. Характеръ абсолютной шиканы имѣли нѣкоторыя общія распоряженія Грессера; въ числѣ такихъ распоряженій, измышленныхъ Грессеромъ и затѣмъ усвоенныхъ въ Москвѣ и даже въ Варшавѣ, — фигурировало обязательное постановленіе объ обозначеніи на вывѣскахъ евреевъ-торговцевъ и ремесленниковъ не только фамиліи, но также имени и отчества владѣльца заведенія.
Въ Петербургѣ издавна существовала цензура вывѣсокъ: рисунокъ вывѣски съ текстомъ на ней долженъ былъ быть представленъ въ участковую полицію и получить разрѣшительную надпись пристава. Цѣль этой цензуры было соблюденіе эстетики. И дѣйствительно, было бы странно, если бы въ Петербургѣ появились вывѣски на подобіе провинціальныхъ, напримѣръ, вывѣска парикмахера съ первобытнымъ рисункомъ длинноволосаго цирульника, пускающаго кровь паціенту, или вывѣска о трактирномъ заведеніи съ сомнительнымъ художественнымъ изображеніемъ чаепитія ломовыхъ извозчиковъ и т. д. Этотъ цензурный порядокъ Грессеръ примѣнилъ къ евреямъ въ томъ смыслѣ, что не только вычеркивалось то, что полиція признавала неумѣстнымъ, но пристава были обязаны включать въ такія вывѣски то, чего хозяинъ торговаго заведенія вовсе не хотѣлъ, а именно, непремѣнное обозначеніе владѣльца этого заведенія по имени, отчеству и фамиліи. Мало сказать: «табачная лавка» или «продажа хорошихъ папиросъ», а нужно непремѣнно сказать, «табачная торговля такого-то» — по имени, отчеству и фамиліи. Если бы еще это распоряженіе носило общій характеръ, то противъ него можно было бы возражать, но во всякомъ случаѣ оно относилось бы къ разряду мѣропріятій благодѣтельной полиціи, и не подлежало бы провѣркѣ, такъ сказать, въ кассаціонномъ порядкѣ со стороны обывателей и со стороны высшихъ инстанцій; но эта мѣра понадобилась Грессеру именно по отношенію къ евреямъ, и касалась не только тѣхъ вывѣсокъ, которыя вновь представлялись въ цензуру полиціи, но и существовавшихъ издавна. Заработали живописцы вывѣсокъ, разрѣшавшіе трудную задачу: какъ на прежней небольшой вывѣскѣ помѣстить новыя слова, требующіяся для обозначенія имени, отчества и фамиліи. Распоряженіе о вывѣскахъ имѣло, конечно, характеръ шиканы: предполагалось, что это будетъ служить лучшимъ способомъ для проведенія бойкота еврейской торговли и евреевъ-ремесленниковъ. Справедливость требуетъ сказать, что петербургское христіанское населеніе рѣшительно никакого вниманія на эти вывѣски не обращало, и, заходя въ лавки или ремесленныя заведенія, руководилось не тѣмъ, написано-ли на вывѣскѣ: «Иванъ Степановичъ» или «Янкель Мордуховичъ», а соображеніями, вѣроятно, болѣе основательными для рѣшенія вопроса о томъ, стать ли кліентомъ даннаго торговца или ремесленника. На постановленіе градоначальника нѣкимъ Кибальскимъ принесена была жалоба въ Сенатъ, и дѣло доходи ло до общаго собранія департаментовъ Сената, которое признало, что вводить въ расходъ по изготовленію новой вывѣски торговца или ремесленника, если даже онъ и еврей, градоначальнику закономъ не предоставлено, такъ же, какъ и требовать отъ опредѣленной категоріи торговцевъ и ремесленниковъ исполненія того, что не требуется отъ другихъ.