Въ первой половинѣ нашего столѣтія борьба, веденная масонствомъ въ Западной Европѣ, была особенно интенсивна (одновременно: уничтоженіе свѣтскаго владычества Папы, насажденіе капитализма, соціальный сдвигъ 48 г.).
Въ тѣ дни масонская дѣятельность въ Россіи такимъ принципіальнымъ покровительствомъ революціонному движенію вообще и исчерпывалась. Съ тѣхъ поръ же, какъ въ Западной Европѣ для масонства горизонты значительно прояснились, оно получило возможность перейти въ Россіи къ болѣе активной и планомѣрной работѣ.
Нынѣ, поэтому, боевой аппаратъ масонства усовершенствованъ и формы грядущаго натиска откристаллизовались.
Испытаннымъ боевымъ оружіемъ масонства уже послужилъ на Западѣ новѣйшій экономическій факторъ — капитализмъ, искусно захваченный въ руки еврействомъ.
Естественно возникло рѣшеніе примѣнить его и въ Россіи, гдѣ Самодержавіе опирается всецѣло на дворянъ-помѣщиковъ, тогда какъ дѣтище капитала — буржуазія тяготѣетъ, наоборотъ, къ революціонному либерализму.
Первый наступательный ходъ, начатый еще въ Царствованіе Императора Александра II, резюмируется формулой: создать противовѣсъ столбовому земельному дворянству, превратить буржуа-разночинца, чуждаго религіозныхъ, государственныхъ и національныхъ традицій — въ самодовлѣющую общественно-политическую силу.
Направленный въ конечной цѣли на Престолъ, буржуазно-либеральный натискъ еврейскаго масонства обрушился въ первую голову на Россійское дворянство. Уже къ нашимъ днямъ процессъ полнаго сведенія на нѣтъ государственнаго значенія этого послѣдняго несомнѣнно былъ бы почти завершенъ, если бы мудрыя мѣропріятія прошлаго Царствованія, какъ напр., учрежденіе Дворянскаго банка, не явились спасительнымъ, хотя и запоздалымъ, тормазомъ.
Параллельно съ разжиганіемъ либерально-революціонныхъ настроеній интеллигенціи, масонствомъ признано необходимымъ всколыхнуть какъ нибудь и толщу темнаго крестьянскаго люда.
Русская интеллигенція, хотя бы и подпертая капитализмомъ, сочтена все таки боевой силой, далеко недостаточной для сокрушенія основныхъ устоевъ русской государственности.
Немногочисленная, оторванная отъ народа, она не что иное, какъ — махровый пустоцвѣтъ на русской нивѣ.
Міросозерцаніе русскаго мужика искони покоилось только на двухъ нравственныхъ устояхъ: Царь и Богъ. Растлить крестьянъ было бы почти немыслимо, не существуй, къ сожалѣнію, въ его безхитростномъ укладѣ остро уязвимой пяты, созданной недочетами Манифеста 19 февраля 1861 г.
Освободительная реформа съ одной стороны недостаточно обезлечила мужика землей; съ другой, — положила начало крестьянской общинѣ. Похоронивъ въ зародышѣ у мужика здоровый консервативный инстинктъ, присущій землевладѣнію, — реформа 1861 г. вмѣстѣ съ тѣмъ безсознательно пріобщила его въ будущемъ къ голодной зависти обездоленнаго пролетарія. Мало того, — новая регламентація повседневной жизни крестьянина неосмотрительно уложила таковую въ формы, близко совпадающія съ доктриной крайнихъ теченій новѣйшаго западно-европейскаго соціализма.