. Знаю, мне давно следовало, по примеру всех современных самодостаточных женщин, свести дружбу с аккумуляторной дрелью и прибить самой. Но я этого не сделала и — ура-ура! — могу больше не париться по этому поводу, потому что вот она, вешалка, на стене в прихожей (в точности там, где я просила ее прибить). Кроме того, он повесил: полки в ванной, еще одну — в спальне и зеркало в прихожей, — словом, укреплял и воздвигал все подряд по всему дому. Спасибо, что не собственный орган. Еще он стал исключительно игривым в постели — очень любопытная перемена. Естественно, мое либидо приказало долго жить, после того как раскрылся интим с Эстелл, поэтому в постельных делах у нас затишье. Нет, он ничуть не сетует на то, что его любовные притязания получают жесткий отлуп — напротив, исключительно мил и признателен до тошноты:
Спасибо, дорогая, что выстирала рубашки!
Как, ты уже вымыла посуду? Я бы сам мог…
Вау, какое объедение…
— Это просто омлет! — рявкаю я.
«Ты солить-то соли, но не пересаливай!» — вертится у меня на языке, но я не хочу, чтобы он думал, будто мы снова на шутливой волне. Я по-прежнему сержусь и в то же время чувствую себя хреново из-за того, что стала такой стервой. Интересно, я останусь ею навсегда?
Куда ни посмотри, обязательно наткнешься на статью о том, как «стать лучшей версией себя». А я возле Энди, твердо вставшего на путь исправления, похоже, превращаюсь в худшую версию себя — в угрюмую и бесчувственную надзирательницу.
— Да, но твои омлеты — самые лучшие, — бормочет он, глядя в тарелку с благоговением, точно готовясь ее облобызать. — Это я всегда говорил.
«Вообще-то нет, — хочется возразить мне, — ты это говоришь только потому, что твоему петушку не сидится в курятнике». Энди смотрит на меня с другого конца кухонного стола. Иззи, которая, к счастью, не догадывается, что что-то не так, лежит, укрывшись одеялом, на диване в гостиной — болеет. Я встаю со стула и иду к ней. Мне по-прежнему тяжело находиться в одной комнате с Энди.
— В чем секрет? — спрашивает он, следуя за мной по пятам.
— Секрет чего? — хмуро переспрашиваю я.
— Твоих омлетов!
— Ты вправду хочешь знать?
— Разумеется, — с обиженным видом заявляет Энди.
— Он хочет знать, — говорит Иззи, недоуменно глядя на меня, отчего у меня сразу начинает щемить сердце. — Почему ты ему не говоришь? Ты сердишься на папочку?
— Конечно, нет, — с натянутой улыбкой произношу я и выметаюсь из комнаты.
Я отсиживаюсь наверху, размышляя о том, как мы будем из этого выбираться. Мы старательно маневрируем друг перед другом, занимаемся обычными домашними делами: готовим ужин, смотрим телевизор и, само собой, всем, что связано с Иззи. Всю неделю мы говорили про Эстелл — разумеется, когда Иззи уже крепко спала, — потому что я старалась вытянуть из него все подробности: замужем ли она (да), есть ли у нее дети (нет) и насколько она состоялась профессионально («Вполне», — с неохотой признает он, из чего следует: «В высшей степени»).