Фанечка моя легко замахнула пару рюмочек, только раскраснелась, а меня повело моментально. Давненько я алкоголем не баловалась. После рассказа ее жуткого налила себе еще, да побольше. Ну и ей налила. Будем надеяться, разврат наш пройдет без последствий.
- Как видишь, не удалось, - удивительно ровным голосом сказала она. - Я, к сожалению, все помню. Все.
- Ну, а тех двоих… насильников - нашли?
- Нет. Да и бог с ними. Понятно, что их пристрелили если не здесь, так там. Тогда выжить было очень трудно. А помереть - очень легко.
Помереть тогда, и правда, судя по тому что я читала про гражданскую, было легко. Слишком легко. Чтобы выжить самому, нужно было убивать других, как бы ни было противно. Так что я Фаню понимаю. Перед глазами все поплыло, исчезла спальня, где мы выпивали с бабулей дорогущий коньяк, передо мной расстилалась стылая зимняя степь, где-то впереди стояла изгородь последней хаты. Руки мои лежат на отполированных ладонями деревянных рукоятках пулемета, поставленного на тачанку. Холодно. Я время от времени подношу ладони ко рту, согреваю дыханием, но ненадолго. Сзади фыркает юный жеребец Каприз. Я, даже не поворачиваясь к нему, знаю, что его широкий зад покрыт инеем, так же, как морда, с которой уже свисают сосульки от тяжелого дыхания. Коняка нетерпеливо переминается с ноги на ногу, скучно ему стоять. Савва, мой второй номер, время от времени подтягивает вожжи, чтобы Каприз не дергался, и тогда тот роняет пахучие катышки, от которых идет пар - из вредности, говорит Савва. Я не реагирую: сейчас из села побегут. Точно, вот они. Я заправляю свои непокорные кудри под папаху, вытираю ладонью мокрый нос и внимательно всматриваюсь в прорезь прицела. Страшно? Нет, уже нет. Мне уже ничего не страшно после того, что пережила.
Ничего себе! - я внезапно очнулась. Опять глюки, что ли? Да вроде нет, уж больно картинки реалистичные, как будто перенеслась туда, в декабрь восемнадцатого. Погоди, Таня. Это же не ты там сидела, это Фаня на своей махновской тачанке, это у нее в юности были пышные кудри. А у меня их сроду не было. Почему тогда я чувствовала, что это происходит со мной? Мозгами поехала?
Михаль, конечно, предупреждала, что мать любит рассказывать всякие выдуманные истории, но чтобы так нафантазировать… Нет, такое хрен нафантазируешь. Фантазии они про другое. А пережить этот ужас в восемнадцать лет! Мороз по коже. И рассказывает Фаня так, что прямо завораживает. Все так живо увидела, как с самой все происходило.