Что у меня самой было в мои восемнадцать? Музучилище, “рок-группа”, Витя с его горячим шепотом: “ну, давай, я же люблю тебя, давай!” Ну и дала. И правильно сделала, конечно. А если бы тогда со мной такое как с Фаней произошло? Могло ведь? Могло. Куда меня только не заносило! И пьяную, и обкуренную, и без тормозов совсем. Только время было другое. Мы себе приключений на задницу искали, чтобы хоть как-то из серого своего существования вырваться, а остальные, наоборот, пытались этих приключений избежать, спрятаться, прожить тихо и незаметно. И ни у нас, ни у них ничего не получилось. Коньячок, зараза, хорош. Я себе дагестанский-то “коньяк” позволить не могла, а тут - Франция, аккордеон, Сена, все плывет, или это у меня в голове все плывет. Интересно, попаду я когда-нибудь во Францию? Вряд ли. А хотелось бы. Ни модных магазинов не надо, ни - простите! - Лувра, ничего такого. Для меня признак роскошной… впрочем, нет, просто удавшейся жизни - это спуститься утром в кафе на каком-нибудь бульваре Клиши, потягивать кофе из маленькой чашечки и пастис из простого стакана. Что такое пастис? Черт его знает, наверняка, гадость какая-то, зато как звучит! И чтобы тихо из динамиков лился какой-нибудь Жак Брель или Саша Дистель. А больше ничего не надо, потому что это и есть счастье.
И опять меня торкнуло, да так, что хоть стой, хоть падай. Свет раннего утра, ровный строй деревьев на незнакомом мне бульваре, а мы с бабулей устроились за столиком прямо на тротуаре неподалеку от Мулен Руж. Фаня листает
Le Figaro
, время от времени подносит чашку к губам, делает крохотный глоток и перелистывает страницу. А я рассматриваю прохожих - Париж, никто никуда не торопится, солнце освещает кроны высоких тополей, оставляя их стволы в тени, еще не добралось до туда, но уже скоро, вот-вот все будет залито светом. Смотрю на птиц, разглядываю окна домов под зеленоватыми от старости крышами. Неужели я в Париже? Ставни одного из окон верхнего этажа распахиваются, в проеме появляется завернутая в простыню кудрявая девушка, сладко потягивается, кладет голову на скрещенные на подоконнике руки, смотрит на бульвар. На солнце ее кудри кажутся рыжеватыми. Девушка видит меня, и я машу ей рукой: доброе утро! Она улыбается и приветливо машет мне в ответ.
- Что ты разулыбалась? - спрашивает Фаня.
- Девушка славная вон в том окне, - показываю рукой.
Фаня смотрит туда, но девушка исчезла, в проеме окна уже никого нет, только легко колышется тонкая занавеска, нестерпимо яркая в свете солнца. Фаня усмехается и вновь делает свой крохотный глоток из крохотной чашечки. Счастье.